Критика о творчестве горького, отзывы современников

Современники о Максиме Горьком

По количеству тиражей книги Максима Горького уступали лишь произведениям Александра Пушкина и Льва Толстого. Пять раз этот писатель выдвигался на Нобелевскую премию, основал три крупных издательства («Знание», «Парус» и «Всемирная литература») и возродил легендарную серию «Жизнь замечательных людей» (ЖЗЛ).

Именно от его слова зависело, будет ли молодой автор публиковаться или так и останется неузнанным.

Горькому льстили, его критиковали, ему завидовали, однако в мемуарах и дневниках современников осталось немало положительных искренних отзывов об этом человеке.

Некоторые из них мы собрали в этом материале.

Евгений Замятин

Горький никогда не мог оставаться только зрителем, он всегда вмешивался в самую гущу событий, он хотел действовать. Он был заряжен такой энергией, которой было тесно на страницах книг: она выливалась в жизнь. Сама его жизнь — это книга, это увлекательный роман. Необычайно живописны и, я бы сказал, символичны декорации, в которых развертывается начало этого романа.

…

город, где жили рядом Россия 16 и 20 века, — Нижний Новгород, родина Горького. Река, на берегу которой он вырос, — это Волга, родившая легендарных русских бунтарей Разина и Пугачева, Волга, о которой сложено столько песен русскими бурлаками. Горький прежде всего связан с Волгой: его дед был здесь бурлаком.

Это был тип русского американца, seif-made man (Человек, выбившейся из низов (англ.)): начавши жизнь бурлаком, он закончил ее владельцем трех кирпичных фабрик и нескольких домов. В доме этого скупого и сурового старика проходит детство Горького.

Дальше идет головокружительная смена мест действия, приключений, профессий, роднящая Горького с Джеком Лондоном и, если угодно, даже с Франсуа Вийоном, перенесенным в 20-й век и в русскую обстановку. Горький — помощник повара на корабле, Горький — продавец икон (какая ирония!), Горький — тряпичник, Горький — булочник, Горький — грузчик, Горький — рыбак.

Волга, Каспийское море, Астрахань, Жигулевские горы, Моздокская степь, Казань. И позже: Дон, Украина. Бессарабия, Дунай, Черное море, Крым, Кубань, горы Кавказа. Все это — пешком, в компании бездомных живописных бродяг, с ночевками в степи у костров, в заброшенных домах, под опрокинутыми лодками. Сколько происшествий, встреч, дружб, драк, ночных исповедей! Какой материал для будущего писателя и какая школа для будущего революционера!

Дмитрий Мережковский

О Горьком как о художнике именно больше двух слов говорить не стоит. Правда о босяке, сказанная Горьким, заслуживает величайшего внимания; но поэзия, которою он, к сожалению, считает нужным украшать иногда эту правду, ничего не заслуживает, кроме снисходительного забвения.

Все лирические излияния автора, описания природы, любовные сцены — в лучшем случае посредственная, в худшем — совсем плохая литература.

Но те, кто за этою сомнительною поэзией не видит в Горьком знаменательного явления общественного, жизненного, — ошибаются еще гораздо больше тех, кто видит в нем великого поэта.

В произведениях Горького нет искусства; но в них есть то, что едва ли менее ценно, чем самое высокое искусство: жизнь, правдивейший подлинник жизни, кусок, вырванный из жизни с телом и кровью…

И, как во всем очень живом, подлинном, тут есть своя нечаянная красота, безобразная, хаотическая, но могущественная, своя эстетика, жестокая, превратная, для поклонников чистого искусства неприемлемая, но для любителей жизни обаятельная.

Все эти «бывшие люди», похожие на дьяволов в рисунках великого Гойя, — до ужаса реальны, если не внешнею, то внутреннею реальностью: пусть таких людей нет в действительности, но они могут быть, они будут. Это вещие видения вещей души.

«С подлинным души моей верно», подписался Горький под одним из своих произведений и мог бы подписаться под всеми.

Чутье, как всегда, не обмануло толпу. В Горьком она обратила внимание на то, что в высшей степени достойно внимания. Может быть, не поняла, как следует, и даже поняла, как не следует, но если и преувеличила, то недаром: дыма было больше, чем огня; но был и огонь; тут, в самом деле, загорелось что-то опасным огнем.

Марк Алданов

Я никогда не принадлежал к числу его друзей, да и разница в возрасте исключала большую близость. Однако я знал Горького довольно хорошо и в один период жизни (1916 — 1918 годы) видал его часто. До революции я встречался с ним исключительно в его доме (в Петербурге). В 1917 году к этому присоединились еще встречи в разных комиссиях по вопросам культуры.

Флобер оставил пишущим людям завет: «Жить как буржуа и думать как полубог!» Горький и до революции, и после нее жил вполне «буржуазно» и даже широко. Если не ошибаюсь, у него за столом чуть не ежедневно собирались ближайшие друзья. Иногда он устраивал и настоящие «обеды», человек на десять или пятнадцать.

До 1917 года мне было и интересно, и приятно посещать его гостеприимную квартиру на Кронверкском проспекте. Горький был чрезвычайно любезным хозяином. Он очень любил все радости жизни. Любил, в частности, хорошее вино (хотя «пьяницей» никогда не был). После нескольких бокалов вина он становился особенно мил и весел.

Так, его любимый рассказ о каком-то татарине, которого он когда-то хотел освободить из тюрьмы, я слышал — в одних и тех же выражениях — раза два или три. Татарина надо было будто бы для освобождения обратить в православие, и для этого он, Горький, ездил к влиятельным и компетентным особам — о встречах с ними он и рассказывал.

Составлен рассказ был очень живописно, но все ли в нем было строго точно — не знаю. Немного сомневаюсь, чтобы человека можно было освободить из тюрьмы в награду за крещение. Вероятно, для живописности Горький кое-что приукрашивал.

Владислав Ходасевич

Большая часть моего общения с Горьким протекла в обстановке почти деревенской, когда природный характер человека не заслонен обстоятельствами городской жизни. Поэтому я для начала коснусь самых внешних черт его жизни, повседневных его привычек.

День его начинался рано: вставал часов в восемь утра и, выпив кофе и проглотив два сырых яйца, работал без перерыва до часу дня. В час полагался обед, который с послеобеденными разговорами растягивался часа на полтора. После этого Горького начинали вытаскивать на прогулку, от которой ой всячески уклонялся.

После прогулки он снова кидался к письменному столу — часов до семи вечера. Стол всегда был большой, просторный, и на нем в идеальном порядке были разложены письменные принадлежности. Алексей Максимович был любитель хорошей бумаги, разноцветных карандашей, новых перьев и ручек — стило никогда не употреблял.

Часы от прогулки до ужина уходили по большей части на корреспонденцию и на чтение рукописей, которые присылались ему в несметном количестве. На все письма, кроме самых нелепых, он отвечал немедленно.

Все присылаемые рукописи и книги, порой многотомные, он прочитывал с поразительным вниманием и свои мнения излагал в подробнейших письмах к авторам. На рукописях он не только делал пометки, но и тщательно исправлял красным карандашом описки и исправлял пропущенные знаки препинания.

Так же поступал он и с книгами: с напрасным упорством усерднейшего корректора исправлял он в них все опечатки. Случалось — он тоже самое делал с газетами, после чего их тотчас выбрасывал.

Александр Серафимович

Горький сумел сгруппировать вокруг издательства «Знание» все лучшее, что было среди писателей. Все же гнилое гнал беспощадно и яро.

Горький был не только гениальный, незабываемый пролетарский писатель, но и удивительный организатор. Две эти черты особенно ярко его характеризуют. Кипучая энергия всегда билась в его груди и сказывалась в его соприкосновении со всем окружающим. Неуемная жажда, неуемная энергия, бившаяся в груди Алексея Максимовича, прорывалась во всем — во встречах с людьми, в характеристиках людей, в его разборе произведений молодых писателей, в его указаниях им, как писать, как освещать явления быта, общественности, всего окружающего.

Источник: https://eksmo.ru/interview/sovremenniki-o-maksime-gorkom-ID5378857/

Максим Горький

Я с февраля месяца безработная. Долгие поиски работы успехом увенчаться не желают, депрессия возникла как будто ниоткуда. И надо же такому случится, что как раз в разгар моих душетерзаний я начала читать Горького. В процессе я начала напоминать себе героя из короткого мультика про жирафа, тонущего в зыбучих песках. Смешного такого жирафа.

Наверное, правильно будет озаглавить рецензию 5 стадий принятия «Клима Самгина».

Стадия 1. Отрицание.
Здесь все просто. Даже слишком просто, ведь Максим Горький – писатель именитый и знаменитый. А прежде всего он знаменит тем, что является основным «идеологом социализма» и главным пролетарским писателем, который поддерживал идеи Ленина и большевиков.

Коммунистами сейчас быть совсем не модно, да и после развала СССР Горький, казалось бы, потерял всё свою “литературную ценность” и уж точно не входит в списки наиболее читаемых авторов.

Скажите, стоило ли приступать к чтению книги при такой предубежденности к теме и автору? Да и чем меня порадовало начало? Своеобразным языком и частым употреблением слова «чорт» (я не ошиблась в написании, именно так фигурирует в тексте, равно как и «шопот»), потоком сознания о толстовцах, чередой самоубийств и их попыток? И даже знаменитое «А был ли мальчик», что это? К чему?

Нет, это не те радости жизни, которых ожидаешь от книги. Отрицание и еще раз отрицание необходимости читать «Клима Самгина».

Стадия 2. Гнев.
Герои книги, во главе с пресловутым Климом – это какой-то нездоровый срез общества. И если верно толкование критиков, что в образе Клима Самгина Горький вложил очень много подсознательного – то сам факт чтения такой книги выводил меня из себя.

Кто такой Самгин? Это образ человека, одинаково далекого от всех полюсов жизни, но вынужденного жить в таком полярном обществе.

Для меня очень показательной была сцена ареста и предложения сотрудничества с жандармерией, в плане выбора, перед которым стоял Самгин, да и его решение, которое не мораль, а страх.

Странно, что существуют люди, которые могут думать не только о себе. Мне кажется, что в этом есть что-то безумное. Или – искусственное.

Не отпускало ощущение, что Клим живет в заключении, нет, не тюремном, а в неволе окружающей действительности.

Это жутко, люди! Мне это страшно, когда есть течение и ты вынужден плыть по нему, поскольку слишком слаб для борьбы.
Наверное, именно страх и породил злость.
Злило все – потребительское отношение к женщинам, неразборчивость в сексуальных связях, физиологизм бесконечных «побитых оспой лиц» и некрасиво свисающих маленьких грудей.

Злили эсеры и большевики с их постоянной необходимостью к террору и попытками его обосновать. Злили народники с их поклонами «русскому мужику». И бесконечные пьянки, самовары, мужики, бабы и новые, новые, совершенно случайные люди.

А больше всего злил факт, что мне приходилось порой перечитывать страницы, поскольку я умудрялась читать не читая, а однажды просто… уснула. И не спрашивайте, что мне снилось.

Стадия 3. Торги
Если упал в воду – есть два варианта дальнейших действий, плыть или тонуть. Нельзя бесконечно барахтаться. Так и с книгами, надо либо читать либо оставить это.
Я барахталась. Я мучилась, вот-вот дочитаю первую книгу… вот-вот, совсем немного осталось до конца.

Где-то здесь и наступил переломный момент, когда я готова была отложить «Клима Самгина» в сторону. Да, я искренне пыталась проникнуться духом книги, но не получалось. Возможно, именно поэтому я потратила некоторое время на чтение сопутствующей информации по истории революционной борьбы, разнообразных манифестов, да и об авторе расширяла горизонты.

Это был торг с самой собой – читать или не читать, забыть или продолжить? И вот тут я натолкнулась на интересный факт.

Есть такая теория, что идею написания книги подкинул Горькому, как это ни странно, Сергей Есенин. За несколько лет до самоубийства он (т.е.

Есенин) написал стихотворение «Черный человек» и прочитал его Горькому, и, как он сам рассказывает, Горький после этого плакал. Я это стихотворение перечитала, чтобы понять слезы Горького. И да, я действительно много поняла.

И наступила стадия 4. Депрессия.

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

«Слушай, слушай, —
Бормочет он мне, —
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных

Громил и шарлатанов.

В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой

И лучшей марки.

«Счастье, — говорил он, —
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные

И лживые жесты.

Черный человек
Глядит на меня в упор. И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло

Обокравший кого-то.

«Слушай, слушай! —
Хрипит он, смотря мне в лицо.
Сам все ближе
И ближе клонится. —
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо

Страдал бессонницей.

«Черный человек!
Ты — прескверный гость!
Эта слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,

В переносицу…

…Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах, ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала!
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…

И — разбитое зеркало…

Здесь полностью

Образ “Чёрного человека”, который выдумал свою жизнь, но при этом жизнь обходит его стороной, оказался близок самому Горькому. А как же иначе объяснить появление этого романа? Да, масштабная историческая панорама, множество людей и характеров, возможно, некоторая ностальгия за дореволюционной Россией, где еще можно было сидя за самоваром ругать царя.

А был ли мальчик? А может мальчика-то и не было? Нееет, нельзя написать такое, не подарив главному герою частичку себя. А может наоборот? Может это не автор создает книгу, а книга автора?
Где-то на таких мыслях меня и проняло. Я вспомнила все, что читала о связи образа Клима с образом самого писателя.

Разобралась с тем, что говорит автор устами своих героев об истории, народе, борьбе. И, похоже, что именно Горький объективней всех написал о проблемах, причинах и последствиях Октябрьской Революции. Клим Самгин – это “человек пустой души”, не находящий своего места в жизни. Мне все время казалось, что у него внутри огромная пустота, которую он пытается заполнить.

Он не доверял случайным мыслям, которые изредка являлись у него откуда-то со стороны, без связи с определенным лицом или книгой.

То, что, исходя от других людей, совпадало с его основным настроением и легко усваивалось памятью его, казалось ему более надежным, чем эти бродячие, вдруг вспыхивающие мысли, в них было нечто опасное, они как бы грозили оторвать и увлечь в сторону от запаса уже прочно усвоенных мнений.

Я поняла Клима, но легче от этого мне не стало. Его отстраненные суждения, его попытки любить, упирающиеся всегда в «А был ли мальчик?». Не было мальчика, Клим, ты все выдумал. И себя, себя ты тоже выдумал.

Стадия 5. Принятие.
“Жизнь Клима Самгина” очень неожиданно ворвалась в мое размеренное существование. Я давно так не ошибалась в первоначальной оценке, и не могла даже предположить, что книга так впечатлит.

У меня осталось после книги куча выписанных цитат и некий осадок на душе, какое-то ощущение незаполненности и неустойчивости мира вокруг. Мутно – да, это нужное слово для описания моего состояния.

И я даже знаю, что повергло меня в такое состояние, это Босх с его “Страшным судом” и Алина Телепнева с ее: “Удрал Володя…”

Я призываю вас честно оценить свои силы, свои стремления и убеждения, подойти к зеркалу и увидеть своего «черного человека». Иногда лишь познакомившись с ним достаточно близко, можно себя понять.

Я не говорю победить, но не мешало бы для начала разобраться в себе, а только потом учить окружающих своему пониманию мира.

А Вы умеете думать о бесполезности существования?

Источник: https://www.livelib.ru/author/2511/reviews-maksim-gorkij

Семь мифов о Горьком

Друг Ленина, жертва Сталина, защитник крестьянства, создатель соцреализма и другая неправда

Подготовила Анастасия Белоусова

Общий вид Красной площади во время похорон Максима Горького. Фотография Эммануила Евзерихина. 1936 год © ИТАР-ТАСС

Горьковский миф, сформировавшись в основных чертах еще до революции, был зацементирован советским каноном, а затем развенчан диссидентской и перестроечной критикой.

Arzamas собрал спорные моменты биографии и творчества писателя-босяка, буревестника революции, основоположника соцреализма, близкого друга Ленина, советского бонзы, певца Беломорканала и Соловецкого лагеря.

1. Горький — ничтожный писатель

Самая знаменитая формулировка этого тезиса принадлежит, видимо, Владимиру Набокову.

«Художественный талант Горького не имеет большой ценности» и «не лишен интереса» лишь «как яркое явление русской общественной жизни», Горький «псевдоинтеллигентен», «обделен остротой зрения и воображением», в нем «напрочь отсутствует интеллектуальный размах», а его дар «убог».

Он стремится к «плоскому» сентиментализму
«в худшем варианте», в его произведениях нет «ни одного живого слова», «одни готовые штампы», «сплошная патока с небольшим количеством копоти». Не менее язвительно о писательском даровании Горького отзывался Мережковский:

«О Горьком как о художнике именно больше двух слов говорить не стоит. Правда о босяке, сказанная Горьким, заслуживает величайшего внимания; но поэзия, которою он, к сожалению, считает нужным украшать иногда эту правду, ничего не заслуживает, кроме снисходительного забвения».

Дмитрий Мережковский. «Чехов и Горький» (1906)

Другой признанный носитель высокого литературного вкуса И. А. Бунин прямо писал о «беспримерной незаслуженности» мировой славы Горького («Горький», 1936), обвиняя его чуть ли не в фальсификации собственной босяцкой биографии.

Степан Скиталец, Леонид Андреев, Максим Горький, Николай Телешов, Федор Шаляпин, Иван Бунин, Евгений Чириков. Открытка начала XX века © vitber.lv

Но рядом с этими уничижительными характеристиками несложно поставить другие — прямо противоположные, дышащие любовью к Горькому и восхищением к его таланту.

По слову Чехова, Горький — «настоящий», «залихватский» талант, Блок называет его «русским художником», вечно язвительный и сдержанный Ходасевич пишет о Горьком как о писателе высокой пробы, а Марина Цветаева отмечает по случаю присуждения Бунину Нобелевской премии: «Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее — Горький. Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи» (в письме к А. А. Тесковой от 24 ноября 1933 года).

2. Горький — создатель соцреализма

Советское литературоведение интерпретировало развитие реалистического искусства как переход от критического реализма, воплощенного в творчестве Пушкина, Гоголя, Тургенева и Толстого, к реализму социалистическому, являвшему собой официальный и единственный художественный метод советского искусства. Последним представителем критического реализма был назначен Чехов, а Горькому досталась роль «основоположника литературы социалистического реализма» и «родоначальника советской литературы» (Большая советская энциклопедия).

«Выдающимися произведениями социалистического реализма» признавались пьеса Горького «Враги» (1906) и особенно роман «Мать» (1906).

При этом теория социалистического реализма окончательно оформилась лишь в 30-е годы, именно тогда и была выстроена генеалогия этого «художественного метода…

представляющего собой эстетическое выражение социалистически осознанной концепции мира и человека» — с Горьким во главе и с его написанным чуть не 30 лет назад в Америке романом «Мать» в качестве высочайшего образца.

1 / 3

Максим Горький в Италии, 1907 годАрхив ИТАР-ТАСС

2 / 3

Максим Горький в Италии, 1912 годАрхив ИТАР-ТАСС

3 / 3

Максим Горький в Италии, 1924 годАрхив ИТАР-ТАСС

Сегодня исследователи Горького обнаруживают идеологическую пружину образцового советского романа совсем не в марксизме, как того хотело советское литературоведение, а в своеобразных идеях богостроительства, занимавших Горького на протяжении всей жизни:

«Горького не увлекал марксизм, но увлекала мечта о новом человеке и новом Боге… Главная идея „Матери“ — идея нового мира, и символично, что место Бога-Отца в нем занимает Мать. Сцены собраний рабочего кружка выдержаны в той же квазибиблейской стилистике: они напоминают тайные встречи апостолов».

Дмитрий Быков. «Был ли Горький?»

Примечательно, что вопреки железной хронологической логике советской теории стилей последнее произведение Горького «Жизнь Клима Самгина» (1925–1936; четвертая часть не была завершена) в статье Большой советской энциклопедии о социалистическом реализме причислено к реализму критическому.

3. Горький — борец с социальной несправедливостью

Максим Горький в президиуме торжественного собрания, посвященного празднованию 1 Мая. Петроград, 1920 год © Wikimedia Commons

Несомненно, что Горький восставал против современного ему миропорядка, но его бунтарство не ограничивалось сферой социального. На метафизический, богоборческий характер горьковского творчества указывал его яростный критик Д. С. Мережковский:

«Чехов и Горький действительно „пророки“, хотя не в том смысле, как о них думают, как, может быть, они сами о себе думают. Они „пророки“ потому, что благословляют то, что хотели проклясть, и проклинают то, что хотели благословить. Они хотели показать, что человек без Бога есть Бог; а показали, что он — зверь, хуже зверя — скот, хуже скота — труп, хуже трупа — ничто».

Дмитрий Мережковский. «Чехов и Горький», 1906

Известно, что Горькому были близки идеи русского космизма, идеи борьбы со смертью как воплощением абсолютного зла, ее преодоления, обретения бессмертия и воскресения всех мертвых («Общее дело» Н. Ф. Федорова). По свидетельству О. Д. Чертковой, за два дня до смерти в бреду Горький произнес: «…знаешь, я сейчас спорил с Господом Богом.

Ух, как спорил!» Горьковский бунт захватывал мироздание, жизнь и смерть, был призван изменить миропорядок и человека, то есть метил куда выше простого изменения общественного устройства.

Прямое художественное выражение этого — сказка в стихах «Девушка и смерть» (1892), вызвавшая знаменитую резолюцию Сталина: «Эта штука сильнее „Фауста“ Гете (любовь побеждает смерть)».

4. Горький — антимодернист

Образ Горького — поборника реалистических тенденций в литературе, противника декаданса и модернизма, основателя соцреализма рассыпается, если приглядеться к его реальному месту в литературном процессе Серебряного века. Яркий романтизм ранних рассказов, ницшеанство и богоискательство оказываются созвучны модернистским тенденциям русской литературы рубежа веков. Анненский пишет о пьесе «На дне»:

«После Достоевского Горький, по-моему, самый резко выраженный русский символист. Его реалистичность совсем не та, что была у Гончарова, Писемского или Островского. Глядя на его картины, вспоминаешь слова автора „Подростка“, который говорил когда-то, что в иные минуты самая будничная обстановка кажется ему сном или иллюзией».

Иннокентий Анненский. «Драма на дне» (1906)

Портрет Максима Горького. Ок. 1904 года © Getty Images / Fotobank

Мифологизация Горьким своей жизни также может быть прочитана по-новому в контексте символистского жизнетворчества, а близость со многими модернистами ярко демонстрирует всю относительность традиционного советского взгляда на место Горького в литературном процессе. Неслучайно тончайший взгляд на природу горьковского искусства принадлежит не кому иному, как Владиславу Ходасевичу, важнейшей фигуре русского модернизма, входившему на протяжении нескольких лет в домашний круг писателя.

5. Горький и Ленин

Образ Горького как великого пролетарского писателя, канонизированный советской официальной культурой, обязательно включал в себя легенду о теснейшей дружбе, связывавшей буревестника революции с Лениным: легенда имела мощную визуальную составляющую: многочисленные скульптуры, картины и фотографии, изображавшие сцены оживленных бесед создателя соцреализма с пролетарским вождем.

Ленин и Горький с рыбаками на Капри. Картина Ефима Чепцова. 1931 год © Getty Images / Fotobank

На деле политическое положение Горького после революции было далеко не однозначным, а влияние — ограниченным.

Впрочем, к созданию этого мифа приложил руку и сам Горький, в сентиментальных красках изобразивший дружбу с Лениным в биографическом очерке о нем.

6. Горький и Сталин

Последний период жизни Горького — после его возвращения в советскую Россию — так же, как и вся его биография, оброс легендами, несущими, правда, противоположный идеологический заряд.

Особое место среди них занимают популярные слухи, что Горький, вернувшись, попал под жесткий контроль чекистов, что Сталин угрожал ему и его семье и в конце концов расправился с неугодным писателем (предварительно организовав убийство его сына).

Но факты говорят о том, что сталинизм Горького был искренним, а отношения со Сталиным — как минимум нейтральными. После возвращения писатель изменил свое мнение о методах большевиков, увидев в советской реальности грандиозную лабораторию по переделке человека, вызвавшую его глубокое восхищение.

«В 1921–1928 годах Горького смущало и тяготило полуопальное положение буревестника революции, принужденного жить за границей на положении чуть ли не эмигрантском. Ему хотелось быть там, где творится пролетарская революция.

Сама личность Сталина, конечно, ему в высшей степени импонировала. Несомненно, он льстил Сталину не только в официальных речах и писаниях».

Владислав Ходасевич. «О смерти Горького» (1938)

1 / 4

Молотов, Сталин, Микоян несут урну с прахом Горького к Кремлевской стене.Мультимедиа-арт-музей, Москва

2 / 4

Газета «Красная газета», № 32 от 21 июня 1936 года

Похороны Горького. Сталин, Молотов, Каганович выносят урну с прахом из Дома союзов.

3 / 4

Трудящиеся Москвы на траурном митинге на Красной площади. Мультимедиа-арт-музей, Москва

4 / 4

Газета «Правда», № 169 от 21 июня 1936 года

Похороны Горького. Сталин, Молотов, Каганович, Орджоникидзе и Андреев несут урну с прахом во время траурного митинга.

Но версия эта оказалась выгодна: Сталин воспользовался ею как предлогом для расправы над троцкистско-зиновьевским блоком. Разоблачители Сталина, в свою очередь, с удовольствием вписали Горького в число сталинских жертв.

7. Горький, русский народ и евреи

Портрет Максима Горького. Картина Бориса Григорьева. 1926 год © Wikipedia Foundation

Образ Горького — певца русского народа рассыплется, если принять во внимание, что великий пролетарский писатель с ненавистью относился к русскому крестьянству и деревне.

В системе взглядов Горького крестьянин олицетворял все негатив­ные свойства человеческой натуры: глупость, лень, приземленность, ограниченность. Босяк, излюбленный горьковский тип, будучи выходцем из крестьянской среды, возвышался над ней и всем своим существованием отрицал ее.

Столкновение Челкаша, «старого травленного волка», «заядлого пьяницы и ловкого, смелого вора», с трусливым, слабым и ничтожным крестьянином Гаврилой ярко иллюстрирует это противопоставление.

«Вымрут полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень… и их заменит новое племя — грамотных, разумных, бодрых людей. На мой взгляд, это будет не очень „милый и симпатичный русский народ“, но это будет — наконец — деловой народ, недоверчивый и равнодушный ко всему, что не имеет прямого отношения к его потребностям».

Максим Горький. «О русском крестьянстве» (1922)

По-своему горьковское отношение к крестьянству понял Мережковский: «Босяк ненавидит народ, потому что народ — крестьянство — все еще бессознательное христианство, пока старое, слепое, темное — религия Бога, только Бога, без человечества, но с возможностью путей и к новому христианству, зрячему, светлому — к сознательной религии Богочеловечества. Последняя же сущность босячества — антихристианство…» («Чехов и Горький», 1906).

Примером народности, в которой уже воплотились искомые идеалы разума, трудолюбия и деловитости, для Горького служили евреи. Он не раз писал о евреях в тех же выражениях, в каких рисовал образ нового человека, который придет на смену русскому крестьянину. Еврейская тема занимает важное место в публицистике писателя, он всегда выступает последовательным защитником еврейства и жестким противником антисемитизма:

«В продолжение всего тяжелого пути человечества к прогрессу, к свету… еврей стоял живым протестом… против всего грязного, всего низкого в человеческой жизни, против грубых актов насилия человека над человеком, против отвратительной пошлости и духовного невежества».

Максим Горький. «О евреях» (1906)  

Источник: https://arzamas.academy/materials/313

Максим Горький. Критика. Образность произведений М. Горького

Пустовойт П.Г.

«В России каждый писатель был воистину и резко индивидуален», — писал Горький в статье «Разрушение личности». Это относилось и к нему самому. К началу XX века в творче стве Горького сложилась устойчивая поэтическая система, которая позволяет отличить основоположника пролетарской-литературы от других крупных художников той поры — Чехова, Короленко, Бунина, Куприна.

В этой системе прежде всего обращают на себя внимание романтические элементы стиля. «К, романтике у молодого Горького была особенно большая склонность, — писал А.В. Луначарский. — Горький был первым из писателей, кто почувствовал величие надвигающихся событий. Он был взволнован и волновал других.

И эта взволнованность, как мост к будущему строился в возвышенных образах, — потому что, прежде всего, надо было сказать людям, что пришло необыкновенное время, что мириться больше с буднями нельзя, что это — праздник и кровавые дни боев, что пришли дни страшные и яркие».

Сам Горький очень хорошо понимал, что необходимо создать новую литературу — литературу «верующих в счастье завтрашнего дня, способных видеть сквозь грязный и кровавый туман настоящего чистое сияние будущего». Поэтому в большинстве произведений Горького, написанных в эпоху первой русской революции и отражающих движение живой истории, преобладает романтическая патетика.

Роман «Мать» — это произведение реалистическое, однако Горький как художник и как участник революционных событий не мог не овеять романтическим пафосом первых отважных борцов за дело рабочего класса.

Писатель сам восторгался, наблюдая становление грозной революционной силы, он испытывал в себе азарт борца и великолепно опоэтизировал образ профессионалов-революционеров.

Так, в речах Андрея Находки — человека яркого во всех отношениях, «звучала сказка о будущем празднике для всех на земле».

Вот типичные образцы его речи: «Для нас нет наций, нет племен, есть только товарищи, только враги. Все рабочие — наши товарищи, все богатые, все правительства — наши врага… Мы все — дети одной матери — непобедимой мысли о братстве рабочего народа .всех стран земли.

Она греет нас, она — солнце на небе справедливости, а это небо — в сердце рабочего, и кто бы он ни был, как бы ни называл себя, социалист – наш брат по духу всегда, ныне и присно и во веки веков».

«Так давайте же поровняем всех! Разделим поровну все, что сделано разумом, все, что сработано руками!»

Нетрудно обнаружить в этих речах Находки романтическую приподнятость, вполне соответствующую тому «повышенном боевому настроению пролетариата», которое вытекало из сознания своих сил, своей освободительной миссии.

Однако было бы неверным, как Это делали некоторые литературоведы, сводить всю речевую манеру Андрея Находки только к романтической патетике. Перед нами живой человек, с острым и глубоким умом, чувством юмора. Он прост в общении с людьми, чуток и наблюдателен. Его речь образна и афористична, его иронические реплики метки и разящи.

Воспитывая Весовщикова, Андрей находит слова емкие, образные: «Жизнь не лощадь, ее кнутом не побьешь!», «Когда неярко в сердце горит — много сажи в нем накопляется».

Горький создал реалистический образ героя, которому были присущи все человеческие качества, однако господствующей чертой его личности было приподнятое, романтическое отношение к жизни, неиссякаемый оптимизм.

Примерно то же можно сказать и об образах из пьесы «Мещане».

Такое восприятие труда, взгляд на человека, как на властелина, было присуще новому герою, преисполненному энергии и энтузиазма, готовому бороться за реальное переустройство жизни.

Критикуя «маленьких; нудных людишек», которые прячутся от жизни в свои норы, Влас и Марья Львовна призывают интеллигенцию сблизиться и породниться с народом: «Это кровное родство должно бы питать нас горячим желанием расширить, перестроить, осветить жизнь родных нам людей, которые все дни свои только роптают, задыхаясь во тьме и грязи…»

Горький поэтизирует деятельность трудовых людей различными средствами: созданием динамических картин природы, специальными авторскими обобщениями, наконец, подбором таких средств изобразительности (эпитетов, сравнений, метафор), которые вызывают у читателя чувство приподнятой окрыленности. Так, в XXIII главе второй части романа «Мать» рассказывается о том, как готовился и происходил побег Рыбина из тюрьмы, Горький вклинивает в повествование весьма красноречивую картину природы: «Через час мать была в поле за тюрьмой. Резкий ветер летал вокруг нее, раздувал платье, бился о мерзлую землю, -раскачивал ветхий забор огорода, мимо которого шла она, и с размаха ударялся о невысокую стену тюрьмы. Опрокинувшись за стену – отметал со двора чьи-то крики, разбрасывал их по воздуху… Там быстро бежали облака, открывая маленькие просветы в синюю высоту».

Этот динамический пейзаж («вётер летал, бился о землю, раскачивал забор, с размаха ударялся о стену, взметал крики, разбрасывал их, уносил в небо») не только предвещает побег Рыбина, но и символизирует вздыбленносгь окружающего мира, колоссальную силу тех, с чьим именем Горький связывает «просветы в синюю высоту».

Примерно такую же картину с использованием динамического пейзажа мы находим в конце VI главы первой части романа, где речь идет об уходе Наташи навстречу трудному, но благородному подвигу.

В других случаях ощущение романтичности, возвышенности происходящего автор привносит от себя, прибегая к ритмическим обобщениям: «Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное и радостное, — оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства смуглого недовольства жизнью, — думы и чувства дальней молодости».

В произведениях Горького периода первой русской революции наблюдается явное преобладание контрастных образов.

Так, в «Матери» :образам революционеров (Павла Власова, Андрея Находки, Наташи, Николая Ивановича, Егора Ивановича) противостоят образы жандармов, шпиков, трактирщиков, прокуроров, судей, офицеров, тюремщиков. Контраст между теми и другими ощущается уже в их портретах.

Так, портрет Находки, созданный крупными мазками, автор обстоятельно комментирует, обращая внимание, на положительные качества героя: «Его спокойствие, мягкий голос и простота лица ободряли мать.

Человек смотрел на нее открыто, доброжелательно, в глубине его прозрачных глаз играла веселая искра, а во всей фигуре, угловатой, сутулой, с длинными ногами, было что-то забавное и располагающее к нему».

Портреты врагов революционеров, напротив, Горький стирается создавать с помощью мелких, компрометирующих деталей, сравнений с чем-то мелким, гаденьким.

» Примерно так же с помощью детализации создается портрет жандармского офицера, возникающего несколько раз в сознании матери: «Каждый раз, когда книги исчезали из ее рук, перед нею вспыхивал желтым светом, точно огонь спички в темной комнате, лицо жандармского офицера.:..» И там же, чуть ниже: «…

а перед нею все стояло желтое лицо офицера, недоумевающее и злое. На нем растерянно шевелились черные усы, и из-под верхней, раздраженно вздернутой губы блестела белая кость крепко сжатых зубов».

Итак, в первом случае — прямое авторское объяснений положительных качеств героя (Андрея Находки), во втором — целая система компрометирующих деталей (сравнение с заплесневелой сливой, зеленоватые глазки, ковыряние в зубах, растерянное шевеление усами и проч.), после которых комментирование уже становится излишним.

Уже из приведенных примеров видно, что Горький склонен прибегать к приему повторения деталей (желтое лицо офицера, вспыхивало желтым пятном лицо), столь характерному для Чехова. Особенно это заметно в «Матери».

Например, в портрете отца Павла — Михаила Власова несколько раз повторяется деталь, характеризующая глаза: «маленькие, острые, они сверлили людей, точно стальные буравчики», «глаза его блестели острой, как шило, усмешкой», он «царапал своими глазами лица людей».

Искусство детализации при создании контрастных портретов обнаруживается и в фельетонах и памфлетах Горького («В Америке» и «Мои интервью»).

Вот художественный портрет «одного из королей республики» в одноименном памфлете: «Дряблая кожа его лица была тщательно выбрита, устало опущенная нижняя губа открывала хорошо сделанные челюсти, они были усажены золотыми, зубами.

Верхняя губа — бритая, бескровная и тонкая — плотно прилипла к его жевательной машине, и когда старик говорил, она почти не двигалась. Его бесцветные глазе неимели бровей, матовый череп был лишен волос.

Казалось, что этому лицу немного нехватало кожи…»

Образу Долларового магната противопоставлен потрясающий по силе впечатления образ нищеты, которому предшествует такая авторская исповедь: «Я очень много видел нищеты, мне хорошо знакомо ее зеленое, бескровное, костлявое лицо. Ее глаза, тупые от голода и горящие жадностью, хитрые и мстительные или рабски покорные и всегда нечеловеческие, я всюду видел, но ужас нищеты Ист-Сайда — мрачнее всего, это я знаю»!

И далее на фоне глубоких канав улиц, мусорных свалок и грязных лестниц вырисовывается образ, совершенно противоположный сытому и самодовольному королю республики: «Высокая женщина с большими темными глазами стоит у двери, на руках у нее ребенок, ее кофта расстегнута, бессильно повисла длинным кошелем ее синяя грудь.

Ребенок кричит, царапая пальцами вялое, голодное тело матери, тычется в него лицом, чмокает губами, на минуту умолкает, вновь кричит с большей силой, бьет руками и ногами грудь матери. Она стоит, точно каменная, и глаза ее круглы, как у совы — они смотрят упорно в одну точку перед собой.

Чувствуешь, что этот взгляд не может видеть ничего, кроме хлеба».

Источник: https://md-eksperiment.org/post/20160603-specifika-obraznosti-v-proizvedeniyah-m-gorkogo-roman-mat-pamflety-i-feletony-pesy

Неизвестный Горький | Блог > Вклад: О “двойственности” Горького (Подборка высказываний)

О “двойственности” Горького (Подборка высказываний)

Четверг, 27 ноября 2008, 18:49:29

«Двойственность», «противоречивость», «раздвоенность» – эти и им подобные понятия проходят через всю историю критики о Максиме Горьком и отражают как «двойственную» личность самого писателя, так и двойственное отношение критиков к нему. В дальнейшем приводится подборка высказываний на эту тему, вслед за текстами в отдельной записи комментируются и обсужадаются основные линии этой темы на протяжении более столетнего спора о Горьком.

(1) Антон Чехов (1899)Вы по натуре лирик, тембр у Вашей души мягкий. Если бы Вы были композитором, то избегали бы писать марши. Грубить, шуметь, язвить, неистово обличать – это не свойственно Вашему таланту.

Отсюда Вы поймете, если я посоветую Вам не пощадить в корректуре сукиных сынов, кобелей и пшибздиков, мелькающих там и сям на страницах «Жизни».

А.М. Горькому, 3 сентября 1899 г. Цит. по изданию: Переписка А.П. Чехова в двух томах, Т.

II, М. 1984, С. 321.,

(2) Александр Блок (1908)…ценно то, что роднит Горького не с Луначарским, а с Гоголем: не с духом современной «интеллигенции», но с духом «народа».

Это и есть любовь к России в целом, которую, может быть, и «обожествляет» разум Горького, попавший в тенёта интеллигентских противоречий и высокопарных «боевых» фраз, свойственных Луначарскому; сердце же Горького тревожится и любит, не обожествляя, требовательно и сурово, по-народному, как можно любить мать, сестру и жену в едином лице родины – России.

«Народ и интеллигенция». Собрание сочинений в восьми томах, Т. V, 1962, С.321.

(3) Корней Чуковский (1924)Боготворя Толстого [в очерке «Лев Толстой»], Горький ненавидит толстовство. Оно кажется ему фальшивым, надуманным, враждебным тому жизнелюбцу-язычнику, каким на самом деле был Толстой. В русской литературе эта мысль о том, что Толстой жил во вражде с собою, – мысль не новая, но Горький выразил ее по-новому, в образах, ярко и громко.

Не потому ли он ощутил ее с такой чрезвычайной силою, что и сам он тоже человек двойной, что рядом с его живописью вся его проповедь тоже кажется надуманной фальшью, что в нем, как и в Толстом, две души, одна – тайная, другая – для всех, и одна отрицает другую? Первая глубоко запрятана, а вторая на виду у всех, сам Горький охотно демонстрирует ее на каждом шагу.

«Две души М.

Горького», Ленинград 1924, С. 51-52.

(4) Евгений Замятин (начало 20-х годов)Я буду говорить с вами о двух, резко отличающихся один от другого писателях. Первый – молодой, буйный, упрямый, непокорный, которому дороже всего на свете свобода, воля, анархия.

Первый – весь чувство, второй – весь разум. И оба эти писателя вместе – носят одно имя: Максим Горький…

Черновой набросок лекции о Горьком в Педагогическом институте им. А.И. Герцена в Петрограде. Цит. по первой публикации из Архива Горького в статье Н.Н. Примочкиной «М.

Горький и Е. Замятин», Русская литература, 1987, 4, С. 153.

(5) Александр Воронский (1926)Величественна, свободна и бесстрашна мысль человека, но у нас на Руси она разобщена и оторвана от первобытных инстинктов жизни. В этой разорванности писатель видит и трагедию нашей революции. В революции «разумное начало» – интеллигенция – оказалось вне «народной стихии»./…

/Отсюда сомнения и колебания Горького.Горький – писатель не цельный, он не монолитен, как принято теперь выражаться. В рассказе «Карамора» герой говорит: «Цельный человек всегда похож на вола – с ним скучно./…/ Запутанные люди интереснее.» Эти слова могут быть отнесены и к Горькому.

Он тоже любит запутанных людей, и в нем уживается много противоречий. /…/ Но следует отметить, особенно для наших не в меру «монолитных» художников и критиков, что именно благодаря нецельности и сложности своей натуры Горький и стал большим, огромным, честным и интересным писателем.

«О Горьком».

Впервые – «Правда» (1926), цит по кн.: А. Воронский, Избранные статьи о литературе, С. 43-44.

(6) Ж. Эльсберг (1927)Горький превосходно понимает, что Клим [герой романа «Жизнь Клима Самгина»] злостный враг тех самых «интересных» людей, «чудаков», которых он сам так любит. Но отграничить себя резко и определенно от Самгина Горький все же не может.

Вера в «гуманизм», в культуру вообще, в Ромэн Роллан, в чудаков сплетается, особенно в художественных произведениях Горького последнего времени, с «объективизмом», в котором есть и холодок пессимистического равнодушия. /…

/ «Жизнь Клима Самгина» показывает, что скептические самгинские очки уже оказали свое вредное влияние на глаза Горького.

«Глаза Максима Горького сквозь самгинские очки», На литературном посту, 2, 1927, С.31.

(7) Георгий Адамович (1936)У Горького социальная тревога всегда была очень остра. Можно было бы подумать /…/, что им руководит сочувствие людям, что гуманные соображения, верные или не верные – все равно, заставляют его подчинить опасные силы поэзии принципам разумности и пользы.

Но дело-то в том, что творчество Горького менее всего «гуманно», и двойственность его сказывается тут особенно наглядно. Как бы ни был Горький мягкосердечен или даже сантиментален в повседневной жизни, – в творчестве он суров и жесток.

Вдохновение осеняет его только перед лицом зла, и не один русский писатель не оставил галлереи типов подобной горьковской, галлереи, от которой сжимается сердце. В творчестве Горького отсутствует свет. Он малоэротично, в высоком смысле этого слова, – и замкнуто в себе.

Какая-то неисцелимая сухость сковывает его.

«Максим Горький»; Современные записки (Париж) 1936, Т. LXI, S.391-392.

(8) Владислав Ходасевич (1936)Господа! Если к правде святойМир дорогу найти не умеет, -Честь безумцу, который навеетЧеловечеству сон золотой!(М.

Горький, «На дне»)Сквозь русское освободительное движение, а потом сквозь революцию он прошел возбудителем и укрепителем мечты, Лукою, лукавым странником. От раннего, написанного в 1893 г.

рассказа о возвышенном чиже, «который лгал», и о дятле, низменном «любителе инстины», вся его литературная, как и вся жизненная деятельность, проникнута сентиментальной любовью ко всем видам лжи и упорной, последовательной нелюбовью к правде.

«Я искреннейше и непоколебимо ненавижу правду», писал он Е.Д. Кусковой в 1929 году. Мне так и кажется, что я вижу, как он, со злым лицом, ощетинившись, со вздутой на шее жилой, выводит эти слова.

«Горький», цит. по книге: В.Ф. Ходасевич, Некрополь. Воспоминания, Париж 1976, С. 252-253.

(9) Robert Louis Jackson (1988)In an article in „Novaja zhizn‘“ in December 1917, Gor’kij wrote of the „monstrous contradictions“ of the Russian revolution.

Gor’kij, one might say, grappled with these contradictions not only during the Russian revolution, but in the periods leading up to and following that cataclysmic event. As a man and writer, however, he was unable and unwilling to come to terms with these contradictions.

„My thoughts and feelings“, he once wrote, „will never reach an equilibrium, will never arrive at a common denominator“. Yet the very disequilibriums and contradictions that we find in Gor’kij the man and thinker are the ones that give his life and work their enormous vitality, interest and value.

Critics and scholares today are reassessing Gor’kijs complex personality and protean work.

Russian Literature XXIV-IV, 15 Novemer 1988. Special issue: Maksim Gor’kij. Introduction.

(10) Михаил Агурский (1988)В очерке о Льве Толстом Горький называвет его «озорником». Он утверждает, что Толстой выдавал себя не за того, кем был на самом деле.

Если Толстой под маской христианского мыслителя скрывал свое глубинное язычество, то Горький воспользовался маской радикала (позже – социал-демократа), чтобы скрыть свое глубинное отрицание мира, свое отождествление с древней дуалистической традицией, видевшей в мире творение дьявола и страстно искавшей спасения в уничтожении мирового зла. Большевики были близки Горькому, как люди, наиболее активно стремившиеся к радикальной переделки всего мира, поэтому он им искренне сочувствовал, – но никогда не отождествлял себя с ними духовно. Он оставался трагическим духом отрицания, искавшим путей спасения мира и построившим собственную сотериологию, в которой глубоко скрытая древняя мистика берет на вооружение элементы различных современных философских и научных доктрин.

«Неизвестный Горький», Двадцать два [Tel-Aviv], 1988, Nr. 61, S. 166.

(11) Борис Парамонов (1992)В Горьком, в большевизме взорвалась европеизированная Русь, но этот взрыв был направленным, технически рассчитанным: анархия мотивировалась и прикрывалась жесткой организацией. Вот почему так трудно решить, что же все-таки произошло в России: возвращение в допетровскую архаику или футуристический скачок. Было и то и другое.

Движения, однако, не вышло, – вышел «застой».Горький вызывает смешанные чувства – как сама Россия, может быть, следует сказать – как русская революция и последующие события. Это, конечно, комплимент Горькому, признание его своевременности, уместности, талантливой его выразительности. Горький – значителен, его следует помнить.

«Горький, белое пятно», Октябрь, 1992, № 5, С. 167.

(12) В.А. Келдыш (1993)В этом смысле [т.е. в смысле противопоставления Горького-публициста Горькому-художнику] прежде всего примечательна одна из основных художествнных оппозиций у Горького. Через все его творчество проходят два типа человека – человек «пестрой души» (выражение писателя) и цельная личность.В «пестрой душе» «все противоречия вместе живут» (вспоминая слова Мити Карамазова).

В одних характерах «пестрота» воспринимается как ущербность, в других – как внутреннее богатство. Рядом с «пестротою» разрушающей «пестрота» полифоническая (как в образе Льва Толстого, «человека-оркестра», из посвященного ему известного очерка).

Сказывалось не только различие самих характеров, но и разномыслие писателя, иногда усматривающего в этом качестве национальный порок, а иногда прямо противоположное – духовное достояние народа: «Мужик из книжки или плох, или хорош… а живые мужики ни хороши, ни плохи, они удивительно интересны» («В людях»)./…

/Ведущая оппозиция горьковского твочества, о которой идет разговор, – это, по существу, оппозиция нормативности и анормативности.

«О ценностных ориентирах в творчестве М. Горького», ИАН, Серия литературы и языка, т. 52, Но. 4, 1993, С. 23.

(13) Michel Niqueux (1996)Gor'kij a mérité le purgatoire qu'il connaît maintenant. Il est victime de son dédoublement, de ses «deux âmes», et récolte la haine qui l'habitait (haine contre le passé, les petits-bourgeois, les paysans, l'Église, les «saboteurs», etc.).

Sa tragédie est celle de toute une philosophie prométhéenne, d'un humanisme antichrétien, d'un relativisme qui justifie les moyens par la fin (après avoir affirmé le contraire à R. Rolland (lettre du 25 janvier 1922)). Elle est celle d'une majorité de ses contemporains, et Gor'kij est autant le reflet de son époque que son inspirateur.

Comme chantre de l'idéologie du stalinisme qui repose sur cette philosophie, Gor'kij ne peut en être la victime innocente. /…/ Ce sont ces contradictions et ces déchirements qui font de sa figure l'emblème de toute une epoque. Le grand mérite de la perestroika a été de nous rendre un Gor'kij dans toute sa complexité.

[Горький заслужил то чистилище, которому он сейчас подвергается. Он стал жертвой своей двойственности, своих «двух душ», и он испытывает со стороны критиков ту ненависть, которая жила в нем самом (ненависть к прошлому, мещанам, крестьянам, к церкови, к «вредителям» и т.д.).

Его трагедия – это трагедия всей прометейской философии, антихристианского гуманизма, того релятивизма, согласно которому цель оправдывает средства (хотя и в письме Р. Роланну ( от 25 январяря 1922 г.) решительно отказывается от этой точки зрения). Это трагедия большинства его современников, и Горький является как рефлектором, так и вдохновителем его эпохи.

„Le renouvellement des études sur Gor’kij (1986-1996)“, Revue des Ètudes slaves, Paris, LXVIII/4, 1996, p. 541-553; 553.

(14) Павел Басинский (2005)…ненавистью к русской империи отравлено все его творчество. Впрочем, не только его. Это была эпоха бесконечных расколов и какой-то жуткой, загадочной внутренней воли к самоуничтожению. Интеллигенция шла против Церкви и государства. Церковь против Толстого.

Не случайно одним из самых ярких выразителей этой эпохи стал Горький.Все в нем соединилось в гремучую смесь: любовь к человеку и ненанвисть к людям, поиски Бога и антихристианство, воля к жизни и воля к самоуничтожению, любовь к России и описание «свинцовых мерзостей» ее. Жалость и жестокость. Здоровье и «декаданс». Все, все, все.

ГОРЬКИЙ, «Молодая гвардия» М. 2005, С. 181 (Жизнь замечательных людей).

Комментарий к наборке высказываний вы найдете здесь.

Источник: https://www.neizvestnyj-gorkij.de/index.php?e=26