Цитаты из повести “поединок” куприна

Александр Иванович Куприн. Поединок

Он играл своим золотым пенсне и говорил о женщинах. Ромашов, дорогой мой, если бы животные, например собаки, обладали даром понимания человеческой речи и если бы одна из них услышала вчера Дица, ей-богу, она ушла бы из комнаты от стыда. Вы знаете — Диц хороший человек, да и все хорошие, Ромашов: дурных людей нет.

Но он стыдится иначе говорить о женщинах, стыдится из боязни потерять свое реноме циника, развратника и победителя. Тут какой-то общий обман, какое-то напускное мужское молодечество, какое-то хвастливое презрение к женщине.

И все это оттого, что для большинства в любви, в обладании женщиной, понимаете, в окончательном обладании, — таится что-то грубо-животное, что-то эгоистичное, только для себя, что-то сокровенно-низменное, блудливое и постыдное — черт! — я не умею этого выразить. И оттого-то у большинства вслед за обладанием идет холодность, отвращение, вражда.

Оттого-то люди и отвели для любви ночь, так же как для воровства и для убийства… Тут, дорогой мой, природа устроила для людей какую-то засаду с приманкой и с петлей.

Что умереть? Это чепуха — умереть… Душа болит у меня…

Вся рота идет не в ногу, один поручик шагает в ногу.

— Я не хочу обмана… впрочем, нет, я выше обмана, но я не хочу трусости. В обмане же — всегда трусость.

Смело ныряйте в жизнь, она вас не обманет. Она похожа на огромное здание с тысячами комнат, в которых свет, пение, чудные картины, умные, изящные люди, смех, танцы, любовь – все, что есть великого и грозного в искусстве. А вы в этом дворце до сих пор видели один только темный, тесный чуланчик, весь в copy и в паутине, – и вы боитесь выйти из него.

Как это скверно, когда не ты ведешь мысль, а она тебя ведет.

Если так думать, то уж лучше не служить. Да и вообще в нашем деле думать не полагается.

— Каким образом может существовать сословие, которое в мирное время, не принося ни одной крошечки пользы, поедает чужой хлеб и чужое мясо, одевается в чужие одежды, живет в чужих домах, а в военное время идет бессмысленно убивать и калечить таких же людей, как они сами?

Положим, вас посадили в тюрьму на веки вечные, и всю жизнь вы будете видеть из щелки только два старых изъеденных кирпича…

Она разлюбила меня за то, что я пью… Впрочем, я не знаю, может быть, я пью оттого, что она меня разлюбила.

Она [любовь] — удел избранников. Вот вам пример: все люди обладают музыкальным слухом, но у миллионов он, как у рыбы трески или как у штабс-капитана Васильченки, а один из этого миллиона — Бетховен. Так во всем: в поэзии, в художестве, в мудрости… И любовь, говорю я вам, имеет свои вершины, доступные лишь единицам из миллионов.

Источник: https://citaty.info/book/aleksandr-ivanovich-kuprin-poedinok

Цитаты из произведения: Поединок

Младшие офицеры, совсем по-школьнически, опаздывали на занятия и потихоньку убегали с них, если знали, что им за это не достанется. Ротные командиры, большею частью люди многосемейные, погруженные в домашние дрязги и в романы своих жен, придавленные жестокой бедностью и жизнью сверх средств, кряхтели под бременем непомерных расходов и векселей.

Обыкновенно весь внутренний механизм роты приводил в движение и регулировал фельдфебель; он же вел всю канцелярскую отчетность и держал ротного командира незаметно, но крепко, в своих жилистых, многоопытных руках. На службу ротные ходили с таким же отвращением, как и субалтерн-офицеры, и «подтягивали фендриков» только для соблюдения престижа, а ещё реже из властолюбивого самодурства.

За исключением немногих честолюбцев и карьеристов, все офицеры несли службу как принудительную, неприятную, опротивевшую барщину, томясь ею и не любя ее.

Она ничего не знает о тебе, никогда не услышит о тебе, глаза её скользят по тебе, не видя, но ты тут, подле, всегда обожающий, всегда готовый отдать за неё — нет, зачем за неё — за её каприз, за её мужа, за любовника, за её любимую собачонку — отдать и жизнь, и честь, и всё, что только возможно отдать! Ромашов, таких радостей не знают красавцы и победители.

…подумайте только, какое счастье — стоять целую ночь на другой стороне улицы, в тени, и глядеть в окно обожаемой женщины. Вот осветилось оно изнутри, на занавеске движется тень. Не она ли это? Что она делает? Что думает? Погас свет. Спи мирно, моя радость, спи, возлюбленная моя!.. И день уже полон — это победа!

Когда я был помоложе, во мне жила одна греза: влюбиться в недосягаемую, необыкновенную женщину, такую, знаете ли, с которой у меня никогда и ничего не может быть общего. Влюбиться и всю жизнь, все мысли посвятить ей.

Всё равно: наняться поденщиком, поступить в лакеи, в кучера — переодеваться, хитрить, чтобы только хоть раз в год случайно увидеть её, поцеловать следы её ног на лестнице, чтобы — о, какое безумное блаженство! — раз в жизни прикоснуться к её платью.

О, как мы не умеем ценить её тонких, неуловимых прелестей, мы — грубые, ленивые, недальновидные. Понимаете ли вы, сколько разнообразного счастия и очаровательных мучений заключается в нераздельной, безнадежной любви?

Природа, как и во всем, распорядилась гениально. То-то и дело, что для поручика Дица вслед за любовью идет брезгливость и пресыщение, а для Данте вся любовь — прелесть, очарование, весна! Нет, нет, не думайте: я говорю о любви в самом прямом, телесном смысле. Но она — удел избранников.

…для большинства в любви, в обладании женщиной, понимаете, в окончательном обладании, — таится что-то грубо-животное, что-то эгоистичное, только для себя, что-то сокровенно-низменное, блудливое и постыдное — черт! — я не умею этого выразить. И оттого-то у большинства вслед за обладанием идет холодность, отвращение, вражда. Оттого-то люди и отвели для любви ночь, так же как для воровства и для убийства…

Любовь! Кто понимает её? Из нее сделали тему для грязных, помойных опереток, для похабных карточек, для мерзких анекдотов, для мерзких-мерзких стишков. Это мы, офицеры, сделали.

Любовь! К женщине! Какая бездна тайны! Какое наслаждение и какое острое, сладкое страдание!

Она положила ему на колено свою руку. Ромашов сквозь одежду почувствовал её живую, нервную теплоту и, глубоко передохнув, зажмурил глаза. И от этого не стало темнее, только перед глазами всплыли похожие на сказочные озера черные овалы, окруженные голубым сиянием.

Смело ныряйте в жизнь, она вас не обманет. Она похожа на огромное здание с тысячами комнат, в которых свет, пение, чудные картины, умные, изящные люди, смех, танцы, любовь — всё, что есть великого и грозного в искусстве. А вы в этом дворце до сих пор видели один только темный, тесный чуланчик, весь в сору и в паутине, — и вы боитесь выйти из него.

Источник: https://quoteka.org/source/poedinok/page/3/

Куприн А.И. – цитаты, афоризмы, высказывания, фразы

Александр Иванович Куприн, родился 26 августа 1870 года, в селе Наровчат, Пензенская губерния, Российская империя. Русский писатель. Автор романов и повестей: «Впотьмах», «Молох», «Прапорщик армейский», «Олеся», 1900 — «На переломе», «Поединок», «Яма», «Звезда Соломона», «Юнкера» и др. Автор более 100 рассказов и очерков. Умер 25 августа 1938 года, в городе Ленинград, СССР. 

• Язык – это история народа. 
• В любви помогает только любовь .
• Слово — искра в движении сердца.
• Язык – это путь цивилизации и культуры.
• Даже цветы на родине пахнут по-иному.
• Каждая женщина, которая любит — царица.
• Рождение человека – случайность, а смерть – закон.
• Помыслы в сердце человеческом — глубокая вода.
• Нет ничего омерзительнее любви по принуждению.
• Больше всего я стыжусь лжи, всегда идущей от трусости и слабости. 
• И при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль. 
• Люди отвели для любви ночь, так же как для воровства и для убийства ночь.
• Нельзя оставить о себе хорошего впечатления, придя к женщине с пустыми руками.
• Мимо неё прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в тысячу лет.
• Каждый еврей родится на свет Божий с предназначенной миссией быть русским поэтом.
• Не в силе, не в ловкости, не в уме, не в таланте, не в творчестве выражается индивидуальность. Но в любви.
• Разлука для любви – то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильнее.
• Изучение и сбережение русского языка является не праздным занятием от нечего делать, но насущной необходимостью.
• Русский язык в умелых руках и в опытных устах – красив, певуч, выразителен, гибок, послушен, ловок и вместителен.
• Почти каждая женщина способна в любви на самый высокий героизм. Для нее, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни – всю вселенную.
• Эх, писали бы вы, паразиты, на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе свои вопли и словесную блевотину и оставили бы совсем, совсем русскую литературу.
• Огромное большинство интеллигентных профессий основано исключительно на недоверии к человеческой личности и таким образом обслуживает человеческие пороки и недостатки.
• Бог или природа, я уж не знаю кто, дав человеку почти божеский ум, выдумали в то же время для него две мучительные ловушки: неизвестность будущего и незабвенность, невозвратность прошедшего.

Источник: https://aphorism-citation.ru/index/0-520

$AlexLat$

Название повести А. И. Куприна верно передает смысл разыгравшейся в ней драмы, сразу определяет внутренний конфликт, еще не известный читателю. То есть под поединком подразумевается не только описанная в конце повести дуэль, но и все события, происходящие с главными героями. Действие книги происходит в то время, когда только что официально разрешили поединки между офицерами. Естественно, в гарнизоне эта тема живо обсуждается. Впервые она всерьез затрагивается в разговоре Шурочки Николаевой и Ромашова.      Шурочка, красивая, обаятельная, умная,

образованная женщина, говорит о дуэлях как о каком-то необходимом явлении. Офицер, утверждает она, обязан рисковать собой. Оскорбление может быть смыто только кровью. Ведь офицеры, говорит Шурочка, созданы для войны. Их неотъемлемыми качествами должны быть «смелость, гордость, уменье не сморгнуть перед смертью». Такие качества в мирное время могут проявиться только в дуэлях. Не только Шурочка, жена офицера, рассуждает о поединках с подобной горячностью. Это мнение большинства мужчин в гарнизоне. Ромашов же с недоумением и изумлением выслушивает подобные речи из уст очаровательной женщины. Многих офицеров влекут поединки, война, кровопролитие. Они с сожалением говорят о старых войнах, в которых никогда не участвовали. Они с восторгом описывают пожары, убийства, резню, плач детей, крики женщин и даже смакуют эти подробности. Жизнь Ромашова в полку — вечный поединок с собой и с офицерскими предрассудками. Он не такой, как его товарищи, у него другие жизненные устремления. Придя в полк, Ромашов мечтал «о доблести, о подвигах, о славе». Он идеализировал офицерство, считая, что эти люди благородны, великодушны, честны. И что же он застал в гарнизоне? Офицеры ведут серое, беспросветное существование. Их однообразная служба не приносит им никакого удовлетворения. Они отыгрываются на солдатах, которых не считают за людей, бьют их до крови, до того, что вылетают зубы. Рядовые же не смеют поднять головы, поскольку не имеют права спорить с начальством. Поэтому в армии царит произвол: рядовые все больше обезличиваются, вышестоящие все больше свирепствуют. Так изо дня в день протекает служба. Вечерами, не зная, чем заняться, офицеры собираются, играют в карты и устраивают бессмысленные кутежи. «От нечего делать» заводятся романы, кипят надуманные страсти. Офицерские жены ничуть не отличаются от своих мужей. Те же серость, необразованность, нежелание ничего видеть вокруг себя, игра в светскость. На этом фоне Шурочка, конечно же, выделяется своей привлекательностью, свежестью, непосредственностью,

горячностью, желанием вырваться куда-то в иной мир. Другие же не стремятся изменить свое существование, все привыкли к нему и вряд

ли представляют что-то иное. Безусловно, есть и исключения. Эти люди понимают, в какой грязи живут, но ничего поделать не могут. Тот же Назанский — интересный, мыслящий человек — спился и загубил себя, не видя иного пути. Куприн своей книгой выразил протест против порядков, существующих в армии, о  которых он знал не понаслышке. Ромашов втягивается в эту атмосферу (да и что остается делать?), начинает вести тот же образ жизни, что и все остальные. Однако он гораздо тоньше чувствует и увереннее размышляет. Его все больше и больше ужасают дикое, беспросветное существование в гарнизоне, несправедливое, зверское обращение с солдатами, беспробудное пьянство, сплетни,

мелкие интриги. Он мечтает сбежать от этого, заняться чем-либо другим. Он не дает себе втянуться в трясину распущенности и бездумности, борется со всем дурным в себе. Это ему удается, поскольку он способен на глубокие, искренние чувства. Он проникается сочувствием, более того — уважением — к солдатам. Он всем сердцем любит Шурочку, не позволяя себе усомниться в том, что она — лучшая из женщин. Его тяготит общество других офицеров. Вся книга — это череда мелких столкновений Ромашова с окружающими его людьми. Подобные столкновения неизбежны, поскольку отличие подпоручика Ромашова

от других бросается в глаза. Он постоянно вступает с кем-то в конфликты, будучи по природе человеком не конфликтным, а добродушным, всегда готовым выслушать мнение другого. Все эти малозначительные стычки ведут к одной главной — дуэли между Ромашовым и Николаевым.

В общем-то дуэль была предопределена с самого начала. Ромашов любил жену Николаева, кроме того, и она отвечала ему пусть не любовью, но хотя бы симпатией, привязанностью. Николаев с самого начала не приемлет Ромашова. Возможно, кроме личных причин тут играет роль то, что Ромашов, принимая участие в жизни полка, стоит как бы на отшибе, чуть выше остальных. Следовательно, рано или поздно поединок должен был состояться. Слово «поединок» по отношению к произошедшему событию, возможно, не совсем уместно, поскольку это не было честным сражением двух офицеров. Шурочка, так горячо любимая Ромашовым, уверила его, что все оговорено заранее и никто не будет ранен. При этом она оговорилась, что прощается с ним навсегда, но он, как все влюбленные, был слеп. Разве мог доверчивый, романтичный подпоручик предположить, что любимая женщина так холодна, расчетлива и вероломна? И он погиб, не познав счастливой любви, не осуществив заветную мечту о том, чтобы бросить службу и посвятить себя более достойному занятию. Поединок между Ромашовым и окружающим миром оказался

не в пользу мечтательного подпоручика.

Источник: https://alexlat.ucoz.ru/load/sochinenija_po_russkoj_literature/a_i_kuprin/smysl_nazvanija_povesti_a_i_kuprina_poedinok/226-1-0-694

Повести и романы » Впотьмах » Глава I

Повесть

На дебаркадере одного из московских вокзалов шумно двигалась взад и вперед пестрая, разноголосая толпа. Окрики артельщиков, быстро и ловко сновавших с тюками и тележками, мимолетные отрывки обыкновенных вокзальных разговоров, шарканье нескольких сот ног о плитяной помост, — все это, вместе с шипением машины, сливалось в утомляющую своим ритмическим однообразием суету.

У дверей вагона второго класса стояли трое молодых людей, в нетерпении ожидая третьего звонка.

Один из них, полный брюнет с выхоленным барским лицом, пробегал газету, дымя дорогой сигарой; другой — высокий, тонкий и гибкий, как хлыст, франтик, который как будто только что сорвался с первой страницы юмористического листка, — так много было в его фигуре, начиная с монокля и красной гвоздики в петлице и кончая удивительно узкими носками желтых ботинок, особенной, свойственной людям этого рода, вычурности, — держал под руку третьего, смуглого красавца в инженерной форме, с дорожной сумкой через плечо.

Между ними было очень мало общего: случайно попавши на вокзал, они теперь сильно тяготились друг другом и в особенности неизбежной сценой прощания, где каждому предстояла неприятная обязанность притворяться растроганным.

К тому же они имели несчастье попасть на вокзал за целый час до отхода поезда, и все те разговоры, которые обыкновенно ведутся в этих случаях и которые способны своею неестественностью только раздражать нервы, уже давно были переговорены.

Неловкость этого положения особенно сильно испытывал на себе уезжающий инженер — Александр Егорович Аларин.

Он любил шумную, кипучую жизнь вокзалов, любил смешаться с толпой, прислушиваясь и приглядываясь к ней, чувствуя себя в это время бодрым и веселым; но двое приятелей, которые встретились с ним случайно за обедом в «Славянском базаре» и после нескольких бокалов почувствовали, что не могут отпустить его не проводивши, связали его по рукам и ногам и испортили его расположение духа.

Раздался третий звонок, и у каждого из молчаливых приятелей вырвался вздох облегчения.

Суета на платформе заметно усилилась.

— Ну, садись, Саша, садись, пожалуйста, — заторопился внезапно оживившийся франтик с моноклем. — Знаешь ведь, как курьерские поезда трогаются. Пиши же, смотри!..

Но ему стало неловко от собственных слов, так как, даже при самом искреннем желании, у него с Алариным не могло найтись никаких общих интересов. Он замолчал и полез целоваться, оставляя на губах Аларина запах фиксатуара, которым были намазаны его усы.

У полнолицего брюнета нашлось больше такта. Он молча широко улыбнулся, показав великолепные вставные зубы, и крепко стиснул руку Аларина. Он радовался тому, что сейчас кончится тяжелое и неловкое положение и он опять станет господином своего времени. Аларин понял его без слов и отвечал таким же красноречивым рукопожатием.

Аларин высунулся из окошка. Его приятели махали платками, и ему казалось, что он вследствие этого обращает на себя общее внимание, но он, преодолевая смущение, махнул им, в свою очередь, фуражкой.

«И для чего эта комедия? — думалось ему. — Ведь мы все трое очень рады, что отделались друг от друга. Для чего ж это?»

Но в силу чего-то бывшего сильнее его здравого смысла, он продолжал махать фуражкой до тех пор, покуда не затерял своих приятелей в густой толпе, покрывавшей платформу. И как только их совсем не стало видно, он опустился на диван.

Аларин, еще по воспоминаниям детства, инстинктивно избегал заводить знакомства в вагоне, так как на опыте убедился, что человек, долго едущий по железной дороге, ищет постоянно развлечения от сосущей сердце скуки и делается пошло-любопытен, а вследствие этого докучает соседям ненужными расспросами. Поэтому-то и теперь Александр Егорович прислонился к углу дивана, стараясь не привлекать к себе ничьего досужего внимания, закурил папиросу и искоса оглядел своих соседей.

Прямо против него сидела скромно одетая в серенькое драповое пальто и котиковую шапочку, по всей вероятности, барышня: последнее сказывалось в той особенной легкости и воздушности в фигуре, которые свойственны девушкам.

Насколько позволяли видеть полутьма вагона и редкий вуаль, закрывавший ее лицо, она была совсем не хороша собою. Лицо с неправильными чертами было болезненно и бледно, тонкие сухие губы почти бескровны.

Этих непривлекательных качеств не сглаживали даже синие глаза прекрасного очертания.

«Анемическая особа», — решил Аларин.

Барышня подышала на стекло, протерла его крошечной рукой в желтой перчатке и стала глядеть, не отрываясь, в черневшую перед ней мглу сентябрьской дождливой ночи. Ее лицо было грустно, и вся тоненькая, хрупкая фигурка жалко-беспомощна.

Как только поезд тронулся, восточный человек извлек из кармана золотые часы-луковицу со множеством брелоков, внимательно разглядывал их и вдруг, с шумом захлопнув крышку, уставился с изумленным видом на Аларина, на затылок барышни, в окошко, и затем, неожиданно свесив голову на грудь, поднял оглушительный храп. Он был чрезвычайно противен в эту минуту, с головой, болтавшейся во все стороны, и широко раскрытым ртом, придававшим его лицу идиотское выражение.

Аларин вдруг с озлоблением зевнул и тотчас закрыл глаза. Сначала ухо ловило размеренный ход поезда, но в уме звучал какой-то знакомый мотив, и к нему подбирались, рифмуя друг с другом, нелепые стихи; потом он вспомнил натянутые лица провожавших его приятелей, наконец, мысли его смешались, и он задремал.

Он проснулся через полчаса при остановке поезда. В разных углах слышалось сонное дыхание пассажиров, облака табачного дыма ходили, точно туманные волны. Где-то в конце вагона два голоса — молодой мужской и старушечий — наперерыв лепетали, споря и захлебываясь.

Аларин поглядел на девушку, сидевшую напротив него.

Действительно, только что поезд тронулся, он нагнулся к девушке и с выразительной мимикой заговорил что-то. Девушка ничего не отвечала, но все теснее прижималась к своему уголку.

— Чего, барышня, боишься? Я тебэ нэ мидвед, кусать не хочу. Ну? Поджалуста, прошу: нэ пугайся, — услыхал Аларин хриплый голос.

— Оставьте меня, ради бога, — произнесла в отчаянии барышня.

Ее свежий миленький голосок дрожал от волнения.

Аларин одну секунду подумал было осадить расходившегося в своих аппетитах восточного человека, но боязнь скандала, из-за которого многие порядочные люди стушевываются в то время, когда требуется их помощь, и, наконец, то обстоятельство, что барышня была нехороша собою, заставили его отложить свое намерение. «Сам отстанет», — решил он.

Но восточный человек с удивительным упорством не хотел прекратить свое назойливое ухаживание. На отчаянный протест своей соседки он глупо захихикал.

— Ну, ну, нэ горячись. Слушай, цыпка, что я тебе скажу. Сейчас приедем в К., слезай с вагона, поедем ко мне в гостиницу обедать. Ей-богу, поедем, весело будет! А назад поедешь — я тебе билет куплю. Хорошо?

Девушка молчала, но Аларин заметил, что она вся дрожит.

— Чего молчишь? Хорошо? А? Ну, скажи, душа, хорошо?

И восточный человек вдруг схватил и крепко сжал рукой ее колено.

— Господи! Да что же это такое! — вскакивая с места, вскрикнула барышня. В ее голосе слышались слезы, через секунду она заплакала.

Аларин почувствовал, как у него сразу похолодели руки и по спине забегали мурашки.

— Слушайте, вы! — обратился он к нахалу и почувствовал в то же мгновение, что его голос силен и значителен. — Извольте сейчас же пересесть на другое место и оставить эту барышню в покое!

Восточный человек отпустил ногу своей соседки.

— Ва! Ти мнэ началнык? — заговорил он, стараясь показаться дерзким, но, очевидно, порядком струхнув. — Садись сам на свой диван, а я не хочу уходить!

Публика стала волноваться.

— Что такое? В чем дело? Ишь ты, армяшка проклятый, кишмиш… В чем дело-то, господин? — слышалось с разных сторон. Эти восклицания и нагло смеющееся жирное лицо восточного человека привели Аларина в бешенство.

— А-а? Не хочешь? — задыхаясь, воскликнул он. — Не хочешь?.. — И вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, он схватил своего противника за воротник и с силой рванул со скамейки. — Не хочешь?.. — повторял он, чувствуя новый прилив силы и озлобления, когда бархатный воротник затрещал в его руках.

Восточный человек пронзительно завизжал. Он уцепился было за ножку дивана, но после того как Аларин, судорожно стиснув зубы, снова дернул его изо всех сил, он уже не пробовал сопротивляться. Аларин вытащил его на платформу. Мелкий осенний дождик, брызгавший в лицо, и холодный ветер отрезвили его; он выпустил из руки полуоторванный воротник и сказал, тяжело дыша:

— Убирайся живо из вагона, и чтобы духу твоего не было.

Восточный человек сделался кроток, как агнец.

— Чего таскал, — заговорил он укоризненно, — зачем не сказал, что самому тебе барышня понравилась? Горячий человек!..

Александр Егорович повернулся к нему спиной и ушел в вагон, крепко захлопнув за собой дверь.

Источник: https://kuprin.velchel.ru/?cnt=7&sub=7&part=20&page=2