Образ и характеристика капитана тушина в романе “война и мир”: батарея тушина, подвиг капитана тушина и его героизм

Анализ эпизода на батарее капитана Тушина образ подвиг и роль по роману эпопее Война и мир (Толстой Лев Н.)

Автор романа “Война и мир” Л. Н. Толстой сам участвовал в обороне Севастополя, в результате чего у него сформировались свои взгляды на мир и войну.

Он увидел, насколько ужасна война, понял, сколько страданий несет она людям, сравнил поведение разных людей на войне. Толстой пришел к выводу, что подлинный героизм и патриотизм – это честное выполнение долга перед родиной и перед людьми.

Он не ограничивается произнесением красивых фраз, напротив, он в них даже не нуждается.

Свой опыт, свои впечатления автор выразил на страницах романа “Война и мир”.

Солдаты и офицеры не всегда вели себя героически. Они сражались, не щадя своих сил лишь тогда, когда осознавали нравственную основу сражения.

Поэтому они и показали себя с лучшей стороны в Шенграбенском сражении, и позорно бежали во время битвы под Аустерлицем.

Об этом вспоминает и Андрей Болконский. Он помнит, как проходя возле

батареи Тушина, слышал высказывания капитана о жизни и бессмертии души. Тушин говорит о том, что если было бы человеку дано узнать, что произойдет с ним после смерти, то он бы не боялся ее.

Вдруг мимо Болконского со свистом пролетает и падает ядро, начинается бой. Взволнованный князь Андрей пытается отыскать Багратиона, думая при этом, сможет ли здесь проявиться его “Тулон”.

Он приезжает вместе с Багратионом, а также другими офицерами на батарею Тушина, стреляющего по деревне Шенграбен. И тут Болконскому приходит в голову мысль поджечь деревню, чтобы помочь русским солдатам.

Он не получал такого приказа, посоветовался только с фельдфебелем Захарченко, но Багратион поддержал это решение.

Французская армия во главе с Наполеоном пришла в ужас от того отпора, который оказал русский народ. После потери половины войска русские солдаты так же мужественно сражались, как и ранее. И в этом была моральная победа русской армии: оказалось, что русских нельзя победить. Да, их можно убить, но победу над ними одержать вряд ли удастся.

Однако Болконский не может не признать и тот факт, что независимо от всех этих случайностей, воли начальников, присутствие полководца очень важно. Он поддерживает в солдатах боевой дух, они стремятся показать свою храбрость Багратиону.

При взгляде на него, у солдат и офицеров светлеют лица.

Болконский приходит к выводу, что военная теория и реальное сражение – далеко не одно и то же. Сила русской армии складывается из героизма солдат и русских офицеров.

Чтобы подтвердить эту мысль, достаточно вспомнить поведение солдат в полку Болконского, поставленных в резерв.

Князь Андрей не мог отдавать приказы. Все происходило само по себе. Убитых уносили за линию фронта, раненых также относили, и оставшиеся ряды смыкались. Отбегавшие солдаты тут же возвращались обратно. Именно так исполнение долга превращается в подвиг. Могучая сила духа русского духа – это патриотизм не на словах, а на деле, причем он демонстрируется и солдатами, и офицерами.

Толстой не отделяет патриотизм от гуманизма. Это вполне естественно. Обычным людям не нужна война. Но война 1812 года – справедливая, Отечественная, весь народ поднимается на защиту Родины. Вот этот патриотизм и изобразил автор при помощи своего художественного слова в грандиозном произведении, не имеющем равных в мире.

(Пока оценок нет)

Источник: https://ege-essay.ru/analiz-epizoda-na-bataree-kapitana-tushina-obraz-podvig-i-rol-po-romanu-epopee-vojna-i-mir-tolstoj-lev-n/

Штабс-капитан Тушин. Война и мир. Том 1, часть 2, главы XV-XXI

Роман-эпопея

Том 1. Часть 2.
Глава XV

В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.

Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность.

Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения[1].

Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно». — Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, — сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея. «Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», — подумал Багратион. Князь Андрей, ничего не ответив, попросил позволения объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по-французски, вызвался проводить князя Андрея. Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего-то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы. — Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, — сказал штаб-офицер, указывая на этих людей. — Распускают командиры. А вот здесь, — он указал на раскинутую палатку маркитанта, — собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута. — Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, — сказал князь Андрей, который не успел еще поесть. — Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба-соли. Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели. — Ну, что ж это, господа! — сказал штаб-офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. — Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, господин штабс-капитан, — обратился он к маленькому, грязному худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно. — Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? — продолжал штаб-офицер, — вам бы, кажется, как артиллеристу, надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб-офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, — прибавил он начальнически. Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс-капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб-офицера. — Солдаты говорят: разумшись ловчее, — сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон. Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился. — Извольте отправляться, — сказал штаб-офицер, стараясь удержать серьезность. Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что-то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное. Штаб-офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.

Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления.

Несколько батальонов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из-за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше.

— Voilà l’agrément des camps, monsieur le prince[2], — сказал дежурный штаб-офицер.

Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать. — Вот тут наша батарея стоит, — сказал штаб-офицер, указывая на самый высокий пункт, — того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда все видно: поедемте, князь. — Покорно благодарю, я теперь один проеду, — сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб-офицера, — не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один. Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего-то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто все происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где-нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцеватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: — Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще! И все слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик. — Еще, еще, — приговаривал майор. Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собою. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей. С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что-нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов. — Глянь-ка, глянь, — говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкетера-солдата, который с офицером подошел к цепи и что-то часто и горячо говорил с французским гренадером. — Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз-то за ним не поспевает. Ну-ка ты, Сидоров… — Погоди, послухай. Ишь ловко! — отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по-французски. Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов вместе с своим ротным пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк. — Ну, еще, еще! — подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. — Пожалуйста, почаще. Что он? Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов. — Здесь велят прогнать вас, и прогоним, — говорил Долохов.

— Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, — сказал гренадер-француз. Зрители и слушатели французы засмеялись.

— Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser[3]), — сказал Долохов.

— Qu’est-ce qu’il chante?[4] — сказал один француз.

— De l’histoire ancienne, — сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. — L’Empereur va lui faire voir à votre Souvara, comme aux autres…[5]

— Бонапарте… — начал было Долохов, но француз перебил его.

— Нет Бонапарте. Есть император! Sacré nom…[6] — сердито крикнул он.

— Черт его дери, вашего императора! И Долохов по-русски, грубо, по-солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь. — Пойдемте, Иван Лукич, — сказал он ротному. — Вот так по-хранцузски, — заговорили солдаты в цепи. — Ну-ка, ты, Сидоров! Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лопотать непонятные слова. — Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска́, — лопотал он, стараясь придать выразительные интонации своему говору. — Го, го, го! Ха, ха, ха, ха! Ух! Ух! — раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого, казалось, нужно было поскорее разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам. Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.

Глава XVI

Источник: https://literatura5.narod.ru/tolstoy_w-i-mir-tushin.html

На батарее Тушина

На батарее Тушина. (Анализ эпизода из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»,

т. I. ч. 2, гл. XX.)

Лев Николаевич Толстой, сам испытавший на себе тяготы войны, считал войну преступлением, «противным человеческому разуму и всей человеческой природе событием». Все его симпатии на стороне простого солдата, который выносит основную тяжесть, грязь и ужас войны.

Не случайно все герои Толстого, которым он симпатизирует, лишены каких-то военных черт: выправки, громкого командного голоса, уверенности в себе, а, напротив, подчеркнуто неуклюжи и совсем не похожи на героев. Подлинный героизм, по мнению писателя, скромен и незаметен, не выпячивает себя напоказ.

Эпизод, в котором изображен подвиг капитана Тушина, имеет особое значение в романе. В нем находит свое отражение «мысль народная», возможно, в наиболее ярком аспекте.  Настоящие герои не те, что спешат доложить начальству о победе, но такие личности, как Тушин.

Тушин – это простой, скромный человек маленького роста, щуплый, теряющийся вприсутствии начальства, не умеющий правильно отдавать честь. «Маленький, грязный, худой артиллерийский офицер без сапог, в одних чулках». За что, собственно, и получает нагоняй от штаб-офицера.

Толстой показывает его нам глазами князя Андрея, который «еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что-то особенное, совершенно невоенное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное». Его трудно отличить от простого солдата, он живет с ними одной жизнью. Капитан сливается со своими солдатами в одно целое, он не отделяет себя от других.

На его батарее царит атмосфера семейственности: все солдаты, их командир — братья друг другу. Но семья — мирное начало, а идет война. Каждый стоит за всех, и все за одного Чувствуется «скрытая теплота патриотизма». 
До начала сражения Тушин рассуждает о смерти и единственный признается, что умереть страшно. Он честен и добр, отзывчив.

Князь Андрей слышит все, и, очевидно, что ему, в душе философу, интересно знать, что думает представитель народа.  Но вот началось сражение. «Земля как будто ахнула от страшного удара».

Так думают и Тушин, и Болконский. Во время сражения капитан не знает страха, несмотря на то, что прикрытие ушло по–чьему – то приказанию в середине дела,  солдаты и командир ведут себя с удивительным мужеством и героизмом.

Невоенный и робкий, Тушин преображается до неузнаваемости. Есть ощущение, что его героический дух и незаметная внешность не складываются в одно целое, несовместимы.

С одной стороны, он робкий и застенчивый, его постоянно окружают люди выше него ростом, но на войне в нем просыпается «детская радость» (он словно играет в какую-то игру, где французы — «муравьи», а он — герой), и кажется, что он шире, выше, больше, чем есть на самом деле.

Капитан был настолько поглощен боем, видел только свои орудия и неприятеля, составлял единое целое со своей батареей. Тушин проявляет свои чувства на поле битвы. Он не хочет отступать, на его глазах слезы.

 (Возможно, ему жалко тех двух пушек, которые описаны как люди, и отношение к ним у Тушина человеческое, оттого, когда солдаты отступают, они как будто бросают на поле битвы раненных в бою друзей, что не соответствует солдатской этике.) Для него нет тактики и всех военных наук.

Иногда кажется, что батарея, потерявшая орудия, большую часть людей, держится под натиском врага только благодаря непоколебимой самоотверженности своего командира. Забыв обо всем, капитан изо всех сил старается морально поддержать вверенных ему людей, верных боевых товарищей. “Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты”.

Сколько на самом деле в этом человеке мужества и силы духа.

Самое главное, что сам капитан, имеющий указание стрелять в одну конкретную цель, «посоветовался с фельдфебелем и решил», что «хорошо было бы зажечь деревню», отряд прикрытия тоже уходит вместо того, чтобы защищать тушинскую роту — все показывает, что «это невозможно» , что распоряжения и сам командующий – ничто. Дух батареи, воплощенный в Тушине заставляет солдат сражаться весело, весело же умирать. Все они знают, что спасают отступающую армию, но не спасают не ради званий и чинов.

Смелый прорыв батареи Тушина был особенным и потому, что в распоряжении бойцов оставались всего четыре пушки, да и те никем и ничем не защищенные.

артиллеристы все так же были веселы и оживленны”. Невозможно представить, из какого чудодейственного источника черпал Тушин все новые и новые силы: “Лицо его все более и более оживлялось… он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека”..

Пока на батарее шла ожесточенная борьба, поддерживаемая героизмом и самоотверженностью ротовых солдат, роту Тушина просто “забыли”, а она тем временем грудью встала, чтобы остановить продвижение вражеской армии французов.

Тушину жалко людей, жалко смотреть на убитых и раненых, он морщится, видя их. Благодаря ему рота, да и войско выстояли, хотя по достоинству оценить его заслуги перед Отечеством некому. Когда Тушин входит в штаб, по его неловкости и пренебрежению высоких чинов видно, что он здесь чужой, подвиг его батареи не замечен.

Но капитан и не пытается говорить о своем геройстве, ведь могут поругать командира отряда прикрытия. И только князь Андрей, спасает воинскую честь батареи, сказав: «Успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой».

Этот случай поразил князя Андрея.

 

В этом эпизоде пока еще не столь ярко, как впоследствии в Бородинском сражении, звучит любимая мысль автора о бессмысленности войны, вложенная им в уста Пьера: “Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!”Солдаты батареи Тушина весьма далеки от столь глубоких философских рассуждений, они просто выполняют свой долг, не думая о славе и геройстве. Поведение этих людей является ярким доказательством того, что достойно вынести борьбу и осуществить важный перелом в ходе военных действий русской армии помогло не численное превосходство или вооружение, не отдельные доблестные военачальники, а духовное единство людей, подобных Тушину и его роте.”Историю делает народ” – таково мнение автора.

Источник: https://StudFiles.net/preview/4189537/

Доклад: Образ капитана Тушина в романе Л.Н. Толстого “Война и мир”

Образ капитана Тушина в романе Л.Н. Толстого «Война и мир»

Воссоздавая на страницах «Войны и мира» грандиозные картины сравнительно недавнего прошлого, Толстой показывал, на какие чудеса героизма ради спасения родины, во исполнение присяги и долга способны тысячи разных, порою незнакомых друг другу людей.

Читать этот роман — как листать семейный альбом или гулять в галерее, где на стенах развешаны портреты десятков и сотен персонажей. Лица возвышенные и одухотворенные, лица простые, лица прекрасные и некрасивые, величавые и не очень. Есть портреты парадные, есть бытовые, и среди них удивительная, сделанная рукой мастера миниатюра — новелла о капитане Тушине.

Портрет Тушина совсем не героический: «Маленький, грязный худой артиллерийский офицер без сапог, в одних чулках». За что, собственно, и получает нагоняй от штаб-офицера. Толстой показывает его нам глазами князя Андрея, который «еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что-то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное». Второй раз на страницах романа капитан появляется во время Шенграбенского сражения, в эпизоде, названном литературоведами «забытая батарея». При начале Шенграбенского сражения князь Андрей снова видит капитана: «Маленький Тушин, с закушенной набок трубочкой». Доброе и умное лицо его несколько бледно. И далее Толстой уже сам, без помощи своих героев, откровенно любуется этой удивительной фигуркой.

И вот уже французы думают, что здесь в центре сосредоточены основные силы союзной армии. Им и в страшном сне не могло присниться комическое видение о четырех пушечках без прикрытия и о маленьком капитане с трубочкой-носогрейкой, который сжег Шенграбен. «Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку… выбегал вперед и из-под маленькой ручки смотрел на французов. — Круши, ребята! — приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты».

Толстой описывает истинную, народную, героическую, богатырскую действительность. Именно отсюда этот былинный жест и веселое, карнавальное отношение к врагам и смерти. Толстой с наслаждением рисует особый мифический мир, установившийся в голове Тушина. Неприятельские пушки — это не пушки, а трубки, которые курит огромный невидимый курильщик: — Вишь, пыхнул опять… теперь мячик жди. Видимо, и сам Тушин представляется себе в истинном своем образе — таким же огромным и сильным, швыряющим за горизонт чугунные мячики. Только князь Андрей способен понять и увидеть то героическое и сильное, что есть в капитане. Вступаясь за него, Болконский на военном совете не убеждает князя Багратиона, что успехом дня «обязаны мы более всего действию этой батареи, и геройской стойкости капитана Тушина», но заслуживает смущенную благодарность самого капитана: «Вот спасибо, выручил, голубчик».

В эпилоге романа Толстой меланхолически обмолвился: «Жизнь народов не вмещается в жизнь нескольких людей». Вполне возможно, что подобное замечание справедливо по отношению к персонам историческим и государственным. Но трогательный и задушевный маленький капитан Тушин шире, больше и выше своего портрета. В нем особым образом сошлись фольклорные мотивы и реальность, былинная, песенная глубина и душевная простота мудрости. Несомненно — это один из самых ярких героев книги.

Источник: https://ronl.org/doklady/literatura-i-russkiy-yazyk/130959/