Ахматова и Шаламов о недостатках «Доктора Живаго»
«Схватить карандаш и перечеркивать страницу за страницей крест-накрест»: за что первые читатели ругали роман будущего нобелевского лауреата
Подготовила Надежда Бирюкова
Во время написания «Доктора Живаго» Пастернак устраивал домашние чтения, вынося на суд друзей и знакомых варианты отдельных глав. Среди первых слушателей не было однозначной оценки романа.
Анна Ахматова, Лидия Гинзбург, Александр Гладков, Всеволод Иванов, Анастасия Цветаева и Корней Чуковский, не принявшие «Доктора Живаго», высказывали суждения, общий смысл которых Пастернак сформулировал в письме к Валерию Авдееву: «Почти все близкие, ценившие былые мои особенности, ищут их тут и не находят».
Корней Чуковский: «Вчера вечером были у нас Леоновы, а я в это время был на чтении у Пастернака. Он давно уже хотел почитать мне роман, который он пишет сейчас. Роман его я плохо усвоил, т. к.
вечером я не умею слушать, устаю за день к восьми часам, но при всей прелести отдельных кусков, главным образом относящихся к детству и к описаниям природы, он показался мне посторонним, сбивчивым, далеким от моего бытия — и слишком многое в нем не вызывало во мне никакого участия».
Анна Ахматова: «Встречаются страницы совершенно непрофессиональные. Полагаю, их писала Ольга То есть Ольга Ивинская, возлюбленная Пастернака.. Не смейтесь. Я говорю серьезно. У меня…
никогда не было никаких редакторских поползновений, но тут мне хотелось схватить карандаш и перечеркивать страницу за страницей крест-накрест. И в этом же романе есть пейзажи… я ответственно утверждаю, равных им в русской литературе нет.
Ни у Тургенева, ни у Толстого, ни у кого. Они гениальны, как „рос орешник“».
Александр Гладков: «В „Докторе Живаго“ есть удивительные страницы, но насколько их было бы больше, если бы автор не тужился сочинить именно роман, а написал бы широко и свободно о себе, своем времени и своей жизни. Все, что в книге от романа, слабо: люди не говорят и не действуют без авторской подсказки.
Все разговоры героев-интеллигентов — или наивная персонификация авторских размышлений, неуклюже замаскированных под диалог, или неискусная подделка. Все „народные“ сцены по языку почти фальшивы: этого Б. Л. не слышит (эпизоды в вагоне, у партизан и др.).
Романно-фабульные ходы тоже наивны, условны, натянуты, отдают сочиненностью или подражанием».
Ариадна Эфрон: «Сперва расскажу о том, что помешало мне, или о том, что не совсем понятно мне, или о том, с чем я не вполне согласна. Во-первых — теснота страшная.
В 150 страничек машинописи втиснуть столько судеб, эпох, городов, лет, событий, страстей, лишив их совершенно необходимой „кубатуры“, необходимого пространства и простора, воздуха. И это не случайность, это не само написалось.
Получается, что все эти люди: и Лара, и Юрий, и Тоня, и Павел — все они живут на другой планете, где время подвластно иным законам, и наши 365 дней равны их одному. Поэтому у них нет времени на пустые разговоры, нет беззаботных, простых дней, того, что французы называют détente, они не говорят глупостей и не шутят — как у нас на земле.
Всегда — и на этот раз — почти пугает твое мастерство в определении неопределимого — вкуса, цвета, запаха, вызываемых ими ощущений, настроений, воспоминаний, и это в то время, как мы бы дали голову на отсечение, что слов для этого нет, еще не найдены или уже утрачены».
Варлам Шаламов: «Я давно уж не читал на русском языке что‑либо русского, соответствующего литературе Толстого, Чехова и Достоевского. „Доктор Живаго“ лежит, безусловно, в этом большом плане. Мне так много нравится мест в книге, что трудно назвать лучшее.
Пожалуй, все же это кусок из дневника Веденяпина — о Риме и Христе. Я переписал себе этот чудесный кусок и его выучу.
Теперь о том, что мучает меня, что так дисгармонично книге, что почему-то существует наряду с важнейшими мыслями, с тончайше-чудесными наблюдениями природы, покоренной и подчиненной настроениям героев, с единством нравственного и физического мира, блестящим образом достигнутого, осуществленного многократно в романе. О явлении грубом, резко кричащем, выпадающем из всего музыкального ключа романа.
Я говорю о языке простого народа в Вашем романе. Именно о языке, а не психологической оправданности поступков этих людей. Ваш язык народа — все равно, рабочий ли это, крестьянин ли или городская прислуга, — Ваш народный язык — это лубок, не больше. Кроме того, у Вас он одинаков для всех этих групп, чего не может быть даже сейчас, а тем более раньше, при большей разобщенности этих групп населения».
Лидия Чуковская: «Читает. Все, что изнутри, — чудо. Чудо до тех пор, пока изнутри. Забастовка дана извне, и хотя и хорошо, но тут чудо кончается. Читает горячо, как будто „жизнь висит на волоске“, но из последних сил».
Источник: https://arzamas.academy/materials/383
Анализ романа Пастернака «Доктор Живаго» | Литерагуру
Борис Пастернак – это целая вселенная, галактика, которую можно изучать бесконечно. «Доктор Живаго» — планета, где собраны тончайшие сочетания поэзии и реальности. У этой книги особый дух, своя душа. Её надо читать как можно медленнее, размышляя над каждой фразой. Только тогда можно почувствовать возвышенность романа и найти поэтические искорки, которыми наполнена каждая страница.
История создания романа «Доктор Живаго»
К мыслям о создании романа Пастернака «подтолкнула» Анна Ахматова в мае 1944 года, когда предложила ему написать «Фауста» ХХ века. И Борис Леонидович согласился.
Только он написал не так, как от него ожидали, а по-своему. Ведь Юрий Живаго тоже, как и Фауст, недоволен собой, своей жизнью и стремится изменить ее.
Но не путем заключения сделки с дьяволом, а кропотливой работой над своей душой и ее нравственным началом.
Нравственное начало в те непростые годы было необходимо как никогда. Время диктовало свои условия, но далеко не все стремились молча принять их. Пастернака терзало ощущение какой-то затравленности и бессилия. Репрессии, аресты, самоубийства. Невыносимо.
«Ненасытная машина» поглощала все на своем пути, не оставляя шансов на выживание. Именно поэтому в «Докторе Живаго» вся жизнь главных героев буквально пронизана страданием, душевными муками, неизвестностью и бедностью.
Однако Пастернак искренне верил, что «красное чудовище» рано или поздно умерит свой пыл и сменит гнев на милость. Но все было только хуже. Вскоре оно добралось и до самого Бориса Леонидовича. Партийное руководство стало активно душить литературу.
Пастернак не был репрессирован, но в 1946 году в его адрес стали поступать предупреждения как поэту, не признающему «нашей идеологии». В официозное послевоенное искусство он не вписывался ни как поэт, ни как прозаик.
Несмотря на всё происходящее, напряженная работа над романом продолжалась. Заглавия сменяли одно за другим: «Смерти не будет», «Мальчики и девочки», «Иннокентий Дудоров». Юрий Андреевич мог оказаться доктором Живультом. Интересно, что в романе нашли отражение и личные связи Пастернака. Прототипом Лары становится Ольга Ивинская, к которой автор испытывал нежные чувства.
Публицистическая судьба книги
«Через тернии к звездам». Этой фразой можно описать тот непростой путь, который проделал роман, чтобы оказаться в руках у его многочисленных читателей. Почему? Пастернаку отказали в публикации книги. Однако в 1957 году она была издана в Италии. В Советском Союзе ее опубликовали только в 1988 году, когда автор уже не мог узнать об этом.
История романа «Доктор Живаго» в некотором смысле особая. В 1958-м году Борис Леонидович был номинирован на Нобелевскую премию, от которой отказался. Кроме того, на публикацию книги был наложен запрет, и это еще больше подогрело интерес к произведению.
Читатели ожидали от романа чего-то особенного. Но позже их постигло разочарование. Этого не скрывали даже близкие друзья Бориса Пастернака, среди которых были и довольно известные писатели А. И.
Солженицын и Анна Ахматова, которая бросила реплику, посеявшую между поэтами отчуждение.
Жанр романа «Доктор Живаго»
Определить однозначно жанр романа сложно. Произведение можно считать автобиографичным, так как в нем имели место быть основные вехи жизни писателя. Можно смело утверждать, что оказавшийся в водовороте происходящих событий и тонко ощущающий окружающий мир во всех его изменениях и вибрациях герой романа – это второе «я» Бориса Пастернака.
В то же время роман является и философским, так как вопросы бытия занимают в нём не последнее место.
Произведение интересно и с исторической точки зрения. Пастернак соотносит свой роман с правдивой картиной жизни. «Доктор Живаго» — Россия, показанная нам такою, какая она есть на самом деле. С этой точки зрения книга художника – традиционное реалистическое произведение, раскрывающее историческую эпоху через судьбы отдельных людей.
По своей же метафоричности, образности, символике и поэтике «Доктор Живаго» — роман в стихах и прозе.
Для большинства — это «любовный роман» с занимательным сюжетом.
Таким образом, перед нами многожанровый роман.
Композиция «Доктора Живаго»
Как только мы начинаем знакомство с книгой, то с первой же главы сознание ставит галочку напротив пункта «структурные элементы композиции». Один из них – тетрадь главного героя, ставшая гармоничным продолжением его прозаического начала. Стихи подтверждают трагедийность восприятия действительности автором и доктором Живаго, обнаруживают преодоление трагедии в творчестве.
Автор проводит параллели между персонажами, сравнивает их, просвечивая души, будто рентгеном, и замыкает их на Юрии Андреевиче.
Важная композиционная черта романа – нагромождение случайных встреч, неожиданных поворотов судьбы, различных совпадений и стечений обстоятельств.
Героям романа зачастую кажется, что подобные жизненные виражи в принципе невозможны и невероятны, что это какой-нибудь сон, мираж, который исчезнет как только они откроют глаза. Но нет. Все реально. Примечательно, что без этого действие романа не могло бы развиваться вовсе.
«Поэтика совпадений» не зря заявляет о себе. Она обоснована художественным своеобразием произведения и мироощущением автора, стремящегося как можно точнее передать читателю свое видение той или иной ситуации.
Кроме того, в структуре романа действует принцип кинематографического монтажа, подбора независимых сцен — кадров. Фабула романа строится не на знакомстве героев и дальнейшем развитии их отношений, а на скрещении параллельных и независимо развивающихся судеб.
Темы романа Пастернака
Одной из главных тем романа можно считать тему взаимоотношения личности и истории, которые являются «равновеликими величинами». Различные проявления личности могут воплощаться в философии, поэтике и религии.
Тема пути – еще одна из ведущих в романе. Один сбивается с этого пути и уходит в сторону, а дугой обретает здесь духовное возмужание, обрекая себя на трудные раздумья в одиночестве. К кому из них относится Живаго? Ко второму. Бегство доктора из полузамерзшей голодной Москвы на Урал – шаг вынужденный.
Отправляясь в путь, Юрий не ощущает себя жертвой. Он чувствует, что найдет истину и откроет сокровенную правду о себе. Так и происходит.
Творческий дар, подлинная любовь и жизненная философия – вот что получает человек, который вырвался за рамки своего сознания, покинул «тихую гавань», не побоявшись отправиться в неизведанное.
Автор возвращает нас к ещё одной стороне реальности – к человеку, возвышая любовь как одно из самых прекрасных явлений жизни. Тема любви – еще одна тема романа. Он буквально пронизан любовью: к детям, к семье, друг к другу и к Родине.
Темы, заявленные в романе, нельзя разделить. Они похожи на искусное плетение, которое тут же разрушится, если убрать хотя бы одну ниточку. Природа, любовь, судьба и путь словно кружатся в изящном танце, который дает нам понимание гениальности этого романа.
Проблемы в романе
Одна из основных проблем в романе — судьба творческой личности в революции.
Стремление к правде повлекло за собой столкновение идеалов с реальностью. Творчество столкнулось с революционной действительностью и отчаянно защищалось. Люди были вынуждены отстаивать свое право на индивидуальность. Однако их стремление к творческой самобытности жестоко подавлялось и отбирало какую-либо надежду на освобождение.
Примечательно, что в тексте говорится о физической работе, как о настоящем творческом деле. Проблема красоты, философии женственности и даже «царственности» человека, занятого простым трудом, связана в первую очередь с образом Лары. В будничных хлопотах – у плиты или корыта — она поражает «дух захватывающей притягательностью».
С восхищением вглядывается Пастернак в «красивые здоровые лица» «людей из народа», всю жизнь трудившихся на земле. Писателю удалось показать национальный характер героев. Они не просто любят, думают, действуют – во всех поступках проявляется их глубокая национальная укоренённость.
Они даже разговаривают, «как разговаривают одни только русские люди в России».
С главными героями в произведении связана проблема любви. Эта любовь судьбоносная, предназначенная героям свыше, но сталкивающаяся с преградами в виде хаотичности и неустроенности окружающего мира.
Интеллигенция в романе «Доктор Живаго»
В душах русской интеллигенции того времени жила готовность к подвижничеству. Интеллигенция ожидала революцию, представляя ее достаточно отвлеченно, не осознавая, к каким последствиям она может привести.
Благодаря духовной жажде и стремлению постичь окружающий мир, Юрий Андреевич Живаго становится мыслителем и поэтом. В основе духовных идеалов героя лежит чудо: на протяжении всей своей жизни он так и не утратил способности воспринимать мир, жизнь человека и природу – как чудо! Всё – в жизни, и всё – жизнь, лишь она была, есть и будет.
В этой философии два момента обращают на себя внимание и объясняют причины трагического положения дел героя в современном ему обществе: неопределённое положение Юрия и неприятие «насильственности».
Убеждение, что «надо привлекать добром», не позволяло Живаго прибиться к какой-то из двух враждующих сторон, потому что в основе программ их деятельности лежало насилие.
Стрельников выведен в романе антиподом Живаго. Он является безжалостным, незаменимым резонером, готовым подтвердить своим весомым пролетарским словом любой, самый жестокий приговор. Его бесчеловечность представлялась чудом классовой сознательности, которая в итоге привела его к самоубийству.
Интеллигенция сыграла в формировании революционной действительности далеко не последнюю роль.
Стремление к новизне, переменам и к смене правящего слоя стерло с лица земли ту тоненькую прослойку настоящей интеллигенции, которую составляли ученые, творческие деятели, инженеры и врачи. На их смену стали приходить новые «особи».
Пастернак заметил, как в гнилостной атмосфере нэпа начал складываться новый привилегированный слой с претензией на интеллектуальную монополию и на преемственность по отношению к старой русской интеллигенции.
Вернувшись в Москву, Юрий Живаго зарабатывал на жизнь пилкой дров у состоятельных людей. Однажды он зашёл за расчётом. На столе лежали книжечки Юрия Андреевича. Желая походить на интеллектуала, хозяин дома зачитывался сочинениями Живаго, а самого автора не удостоил и взглядом.
Революция и христианские мотивы
«Зерно не даст всхода, если не умрёт», — Пастернак любил эту евангельскую мудрость. Оказываясь в самом тяжёлом положении, человек всё равно лелеет надежду на возрождение.
Автор стремился хранить верность евангельскому завету: «живите, как птицы небесные», то есть в любви и согласии, в мире и уважении.
По мнению многих исследователей, модель личности Б. Пастернака ориентирована на Христа. Юрий Живаго — не Христос, но «вековой прототип» отражен в его судьбе.
Для понимания романа необходимо разобраться в подходе автора к Евангелию и к революции. В Евангелии Борис Пастернак воспринял прежде всего любовь к ближнему, идею свободы личности и понимание жизни как жертвы. Именно с этими аксиомами оказалось несовместимо революционное мировоззрение, допускающее насилие.
В юности герою Пастернака революция казалась грозой, в ней чудилось «что-то евангельское» — по масштабности, по духовному наполнению. Стихийное революционное лето сменилось осенью распада. Кровавая солдатская революция пугает Юрия Живаго.
Вопреки этому преклонение перед идеей революции прорывается искренним восхищением первыми декретами советской власти. Но он трезво глядит на происходящее, всё более убеждаясь, что реальность расходится с провозглашёнными лозунгами.
Если вначале Живаго — врачу казалось оправданным хирургическое вмешательство ради исцеления общества, то, разочаровавшись, он видит, что из жизни исчезают любовь и сострадание, а стремление к истине подменяется заботами о пользе.
Герой мечется между двумя лагерями, отвергает насильственное подавление личности. Конфликт развивается между христианской и новой моралью, основанной на насилии. Юрий оказывается «ни в тех, ни в сих». Его отталкивают борцы своим фанатизмом. Ему кажется, что вне борьбы они не знают, чем заняться. Война же поглощает всю их сущность, и в ней нет места творчеству и не нужна истина.
Природа в произведении «Доктор Живаго»
Человек – часть природы. Мир природы в романе одушевлён и овеществлён. Он не возвышается над человеком, а как бы существует параллельно с ним: печалится и радуется, возбуждает и успокаивает, предупреждает о грозящих переменах.
Трагическая сцена похорон матери Юры открывает произведение. Природа вместе с людьми скорбит по хорошему человеку. Ветер поёт заунывную песню в унисон с прощальным пением похоронной процессии. И, когда Юрий Андреевич уходит из жизни, одни цветы становятся заменой «недостающего пения». Земля забирает «ушедшего» в мир иной.
Пейзаж в романе – это и живописная картина, рождающая в душе человека чувства восхищения, наслаждения прекрасной природой. «Не налюбуешься!» — как можно жить и не замечать этой красоты?
Любимый образ – Солнце, которое «застенчиво» освещает местность, являясь особой достопримечательностью. Или, «садящееся за домами», оно бросает красные мазки на предметы (флаг, следы крови), словно предупреждая о грозящей опасности.
Другой обобщающий образ природы – спокойное высокое Небо, располагающее к серьёзным философским размышлениям, или, вспыхнув «розовым трепещущим огнём», сопереживающее событиям, происходящим в человеческом сообществе.
Пейзаж уже не изображается, а действует.
Человек оценивается через природу, сравнение с ней позволяет составить более точную характеристику образа. Так Лара, с точки зрения других персонажей, «берёзовая роща с чистою травою и облаками».
Пейзажные зарисовки волнуют. Белые кувшинки на пруду, жёлтая акация, благоухающие ландышей, розовые гиацинты – всё это на страницах романа источает неповторимый аромат, который проникает в душу и наполняет её животрепещущим огнём.
Значение символики
Борис Пастернак – писатель тонкой душевной организации, живущий в согласии с природой и чувствующий нюансы жизни, умеющий наслаждаться каждым прожитым днём и принимающий всё происходящее как данное свыше. Человек, открывающий его КНИГУ, погружается в мир, наполненный звуками, красками, символами.
Читатель будто перевоплощается в слушателя музыки, виртуозно исполняемой пианистом. Нет, это не торжественная музыка, звучащая в одной тональности. Мажор сменяется минором, атмосфера гармонии – атмосферой слома. Да, такова жизнь, и именно это её восприятие передаёт в романе художник.
Как ему это удаётся?
У Бориса Пастернака своя система символов. Огонь, Свет, Пламя, Свеча. Огонь даёт свет и тепло, без которых существование человечества просто невозможно. Люди стремятся к Свету, спешат к тёплому семейному очагу. Каждый человек несёт в себе частицу душевного Огня. Главное — его не погасить, а уметь поделиться с теми, кто в нём нуждается.
Свеча же – символ памяти, надежды, веры в добро. «Свеча горела на столе» — эти гениальные строки Бориса Леонидовича стали крылатыми, стали символом его творчества. Так, любовь к Ларе даёт доктору Живаго Свет, поддерживает его, горит, не угасая, как Свеча.
У Пастернака Горящая свеча – это и окно, «открывающееся» в другое существование человека.
Но на смену дню всегда приходит ночь, на смену теплу – холод. Холод, Ветер, Метель, Снегопад – неотъемлемая часть нашей жизни, важная составляющая, негативная сторона, с которой тоже надо научиться жить. Эти символы в романе Пастернака указывают на то, что окружающий человека мир может быть жестоким. Душевно необходимо готовить себя к этим трудностям.
Жизнь человека потому и прекрасна, что состоит не только из противоположностей, но и включает в себя множество самых разнообразных оттенков. Символом, олицетворяющим многообразие человеческих типов, является Лес, где в гармонии соседствуют самые разные представители животного и растительного мира.
Дорога, Путь – символы движения, стремления вперёд, символы познания неведомого, новых открытий. У каждого человека в жизни – своя Дорога, своя судьба. Важно, чтобы это не была дорога одиночества, которая непременно заводит в жизненный тупик. Важно, чтобы это был Путь, ведущий человека к Добру, Любви, Счастью.
Источник: https://LiteraGuru.ru/analiz-romana-pasternaka-doktor-zhivago/
«Доктор Живаго», анализ романа Пастернака
ХХ век со своими трагическими событиями стал для многих людей временем суровых испытаний. Особенно тяжело пришлось представителям интеллигенции, которые видели весь ужас положения, но ничего изменить не могли. Не случайно ХХ век был назван «веком-волкодавом».
Одним из ярких произведений, раскрывающих отношения человека с эпохой, стал роман Бориса Леонидовича Пастернака «Доктор Живаго». Написанный в 1955 году, он был напечатан на родине только в 1988 году, спустя 33 года.
Почему же произведение вызвало такую реакцию властей? Внешне сюжет вполне традиционен для начала ХХ века: речь идет о судьбе человека в эпоху революционных преобразований.
События романа показаны сквозь призму восприятия главного героя, поэтому сюжет, в первую очередь, связан с судьбой молодого врача Юрия Живаго.
Судьба человека, по мысли Пастернака, не связана напрямую с исторической эпохой, в которой ему приходится жить. Главный герой романа не боролся с обстоятельствами, но и не приспосабливался к ним, оставаясь личностью при любых условиях.
Живаго — широкий специалист, терапевт, при этом скорее диагност, чем лечащий врач. Он способен предугадывать и ставить точный диагноз, но не стремится исправлять или лечить, то есть вмешиваться в естественный ход вещей.
При этом такой своеобразный фатализм Живаго не мешает ему сделать необходимый нравственный выбор, в котором и проявляется истинная свобода человека.
С самого начала романа действуют мальчики — Юра Живаго, Миша Гордон, Ника Дудоров и девочки — Надя, Тоня. Только Лара Гишар — «девочка из другого круга». Автор хотел назвать роман «Мальчики и девочки».
И хотя события романа разворачиваются вокруг повзрослевших героев, подростковое восприятие сохраняется и у самого Юрия, и у Лары, и даже у ставшего другим человеком Антипова.
Ведь все, происходящее в годы Гражданской войны, станет для него игрой.
Но жизнь не игра, это реальность, которая вмешалась в судьбы главных героев. Начинается роман с самоубийства отца Юрия — разорившегося «богача, добряка и шалопута» Живаго, причем толкнул его на этот страшный шаг не кто иной, как адвокат Комаровский, который впоследствии сыграл трагическую роль и в судьбе Лары.
В возрасте 11 лет став круглым сиротой, Живаго оказался в семье профессора Громеко, у которого была дочь Тоня — ровесница Юрия. «У них там такой триумвиат: Юра, его товарищ и одноклассник гимназист Гордон и дочь хозяев Тоня Громеко. Этот тройственный союз начитался „Смысла любви“ и „Крейцеровой сонаты“ и помешан на проповеди целомудрия».
Весной 1912 года все молодые люди завершили получение высшего образования: Юра стал медиком, Тоня — юристкой, а Миша — филологом. Но накануне этого года умирающая Тонина мать умоляла их пожениться.
Выросшие вместе и любившие друг друга как брат и сестра, молодые люди исполнили волю умершей Анны Ивановны — поженились после получения диплома. Но именно перед смертью Тониной мамы на елке у Свентицких Юрий увидел Лару Гишар, стрелявшую в соблазнившего ее любовника матери адвоката Комаровского.
Молодой человек был потрясен красотой и горделивой осанкой этой девушки, не представляя себе, что их судьбы в будущем соединятся.
Действительно, в их жизни еще не раз произойдет «судьбы сплетенье». Например, став врачом, Юрий отправится на первую мировую войну, а Лара, выйдя замуж за Павла Антипова и отправившись с ним по распределению в уральский город Юрятин, будет потом разыскивать его, пропавшего без вести, на фронте, и встретится там с Живаго.
Вообще, все события истории герой встречает с воодушевлением. Например, его как врача восхищает «великолепная хирургия» Октябрьской революции, которая может «разом вырезать все вонючие язвы общества».
Однако вскоре герой понимает, что вместо раскрепощения советская власть поставила человека в жесткие рамки, навязав при этом свое понимание свободы и счастья.
Такое вмешательство в человеческую жизнь пугает Юрия Живаго, и он принимает решение вместе с семьей отправиться подальше от эпицентра исторических событий — в бывшее имение Громеко Варыкино в окрестностях Юрятина.
Именно там, в Юрятине, встретятся вновь Юра и Лара и полюбят друг друга.
Юрий мечется между двумя любимыми женщинами, но история в лице товарища Лесных освобождает его от двойственного положения: партизанам нужен врач, и они насильно забирают доктора Живаго к себе в отряд.
Но даже там, в условиях неволи, Живаго оставляет за собой право выбора: ему дают в руки винтовку, чтобы он стрелял во врагов, а он стреляет в дерево, он должен лечить партизан, а он выхаживает раненого колчаковца Сережу Ранцевича.
В романе есть другой герой, который тоже сделал свой выбор. Это муж Лары, Паша Антипов, сменивший фамилию на Стрельникова, решивший начать жизнь с чистого листа.
Он пытается делать историю по-своему, принеся в жертву не только свою семью (жену Лару и дочь Катеньку), но и свою судьбу.
В результате, оказавшись жертвой и истории, и своих чувств, он осуществляет последнюю попытку противостоять судьбе, неприемлемой для него, — пускает себе пулю в лоб.
Живаго же совершает воистину волевой поступок — сбегает из партизанского лагеря и, истощенный, полуживой, возвращается в Юрятин к Ларе.
А его жена вместе с отцом и детьми за это время эмигрировали в Европу, и связь с ними оборвалась. Но на этом испытания для Юрия не закончились.
Понимая, что Лару будут преследовать, он уговаривает ее уехать с Комаровским, который может обеспечить ей безопасность.
Оставшись один, Живаго возвращается в Москву, где перестает следить за собой, внешне совсем опускается, духовно деградируя и умирая в расцвете лет, по сути, в одиночестве. Но такие внешние метаморфозы говорят об изменении внутреннего мира. Он творит, и результат творчества — последняя глава романа «Стихотворения Юрия Живаго».
Таким образом, роман «Доктор Живаго» становится духовной биографией его автора, ведь судьба Юрия Живаго вплетена в канву жизненного и духовного пути его создателя.
-
«Доктор Живаго», краткое содержание романа Пастернака
-
«Доктор Живаго», история создания романа Пастернака
-
Образ Юрия Живаго в романе Пастернака «Доктор Живаго»
-
«Зимняя ночь»(Мело, мело по всей земле…), анализ стихотворения Пастернака
-
«Июль», анализ стихотворения Пастернака
-
«Гамлет», анализ стихотворения Пастернака
-
«Февраль», анализ стихотворения Пастернака
-
«Снег идет», анализ стихотворения Пастернака
-
«Золотая осень», анализ стихотворения Пастернака
-
«Март», анализ стихотворения Пастернака
-
«Быть знаменитым некрасиво…», анализ стихотворения Пастернака
-
«Сон», анализ стихотворения Пастернака
-
«Сосны», анализ стихотворения Пастернака, сочинение
-
«Иней», анализ стихотворения Пастернака
-
«Любить иных — тяжелый крест…», анализ стихотворения Пастернака
По произведению: «Доктор Живаго»
По писателю: Пастернак Борис
Источник: https://goldlit.ru/pasternak/433-zivago-analiz
Владимир Набоков о “Докторе Живаго”
?
bettybarklay (bettybarklay) wrote,
2014-02-15 23:34:00 bettybarklay
bettybarklay
2014-02-15 23:34:00 Category: Восторженно-хвалебные отзывы читателей и литературных столпов Русского Зарубежья, которыми была заполнена эмигрантская периодика после выхода в свет русского издания и присуждения Пастернаку Нобелевской премии, читать не интересно: все они так же удивительно беспредметны и однообразно-одинаковы, словно толстовские “счастливые семьи”. Другое дело – яркая нелюбовь и критический взгляд читателя, заинтересованного в литературе, а не в Пастернаковой христианской эпической идейности и антисоциалистичности. Такой читатель видит само творение, читает сам роман, а не восхищается симулякром, не превозносит мем в состоянии ослепленности под самогипнозом интеллигентской мантры о литературной гениальнности “Доктора Живаго”.
Вот некоторые выдержки из рассуждений читательницы.
“Как связать высокую его (Юрия Живаго) одухотворенность, его жизнь, «в плане христианских категорий» (Р.
Гуль) с крайним эгоцентризмом и пониженной моральной ответственностью за свои поступки? И можно ли не заметить, что именно это – книжная интеллектуальность – бездумно сочеталась в нем с безответственностью? «И все это мне? За что мне так много! Как подпустил ты меня к себе, как дал забрести на эту бесценную твою землю?»А рядом Тоня, упрекавшая его в том, что он смотрит на нее искаженно «недобрыми глазами», брошенная с ребенком, Лара, брошенная беременной, и наконец Марина, непонятно жестоко брошенная с двумя детьми. И разве уж так-таки совсем ничего не значит жизненное поведение человека, что его можно попросту не заметить, и оно целиком компенсируется «софийной музыкой» (Ю. Иваск) и умилением над «землей Твоей бесценной»? Какой на все это ответ? Это русский характер. Русский характер, который не знает страха перед падением. (О, как хорошо понимал это Достоевский.) Ведь и сам Юрий говорит: «Я не люблю правых, не падавших, не оступавшихся».
И делает вывод: «Красота жизни не открывалась им». И разве не характерен этот упор на «красоту»? И разве это не трагический излом, что русская традиция восприняла христианское «прощение» как оправдание снижения, распущенности и безволия? Христианское «духовное прощение» обратилось в прощение сомнительного быта. Иностранец не умилится над слабостью наших Обломовых, Мармеладовых и пр., но русская традиция окружает «павших» мистическим ореолом страдания, а их неспособность, их собственную нетребовательность к самим себе – жалостливым сочувствием. И разве не характерно, что русская зарубежная критика следует той же традиции? Все отметили Юрия Живаго как образ высокой христианской одухотворенности, но никто не отметил, что его падения много глубже, чем его взлеты, что все это – «псевдохристианство», а христианство истинное начисто уничтожено теми жестокими разрушениями чужих жизней, которые он оставлял позади себя. Он исковеркал не только жизнь трех любивших его женщин. Но и жизнь четырех детей, которых он плодил и бросал, ни мало не задумываясь об их судьбе. (…) Понимал ли Пастернак, что по существу он описал трагедию русского характера? Думается, что понимал, думается, что его оценка Юрия Живаго дана одной только строчкой прощального Тониного письма к Юрию: «Твой талант и ум, как бы занявшие место начисто отсутствующей воли». И не есть ли роман плач о высокой духовности русской культуры, которая не выдержала жестокого столкновения с реальной жизнью и дала такое смертельное раздвоение, такое тягостное угасание воплощающей воли?» (Новое русское слово, 1 марта).”Тут собраны некоторые разрозненные высказывания Владимира Набокова о Пастернаке и романе.
«Зарубежные же русские запоем читают советские романы, увлекаясь картонными тихими донцами на картонных же хвостах-подставках или тем лирическим доктором с лубочно-мистическими позывами, мещанскими оборотами речи и чаровницей из Чарской, который принес советскому правительству столько добротной иностранной валюты» (Лолита, с. 298).
«Дорогой Глеб Петрович,
Хотел бы я знать, какой идиот мог Вам сказать, что я усмотрел «антисемитизм» в «Докторе Живаго»! Мне нет дела до «идейности» плохого провинциального романа – но как русских интеллигентов не коробит от сведения на нет Февральской революции и раздувания Октября (чему, собственно говоря, Живаго обрадовался, читая под бутафорским снегом о победе советов в газетном листке?), и как Вас-то, верующего православного, не тошнит от докторского нарочито церковно-лубочно-блинного духа? «Зима выдалась снежная, на св. Пафнутия ударил превеликий мороз» (цитирую по памяти). У другого Бориса (Зайцева) все это выходило лучше. А стихи доктора: «Быть женщиной – огромный шаг».(из письма к Глебу Струве – 3 июня и 14 июля 1959 года)
«Прежде всего и раньше всего (как говаривал Ленин) хочу расчистить кое-какие заторы и зажоры между моим миром и Вашим.
Я не могу понять, как Вы с Вашим вкусом и опытом могли быть увлечены мутным советофильским потоком, несущим трупнаго, бездарнаго, фальшива-го и совершенно антилиберальнаго Доктора Живаго. (…
) Почему бы Вам не написать, дорогой Глеб Петрович (у меня руки чешутся, но мы еще с ним висим вместе на золотой трапеции бестселлеров), ученый разбор невероятно вздорных пастернаковских «переводов» Шекспира? (из письма к Глебу Струве – 3 июня и 14 июля 1959 года)
Набоков называл роман «мелодраматическим» и «чудовищно написанным». Говорил, что ненавидит «не одного, а сразу четырех докторов: доктора Фрейда, доктора Живаго, доктора Швейцера и доктора Кастро». В «Аде» упомянут пьесу «Евгений и Лара», герои читают мистический роман «Любовные похождения доктора Мертваго», то пьесу «Клара Мертваго», то бульварное чтиво «Мертваго навсегда»… Набоков игрался со словами Пастернака.
Источник: https://bettybarklay.livejournal.com/56933.html
Рецензия на роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго»
Рецензия на роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго».
«Никогда, ни в каких случаях не надо отчаиваться.
Надеяться и действовать – наша обязанность в несчастии.
Бездеятельное отчаяние – забвение и нарушение долга.»
Евграф Живаго.
В названии книги Бориса Пастернака «Доктор Живаго» лежит, как можно догадаться, имя ее главного героя. Какой вывод может сделать из подобного названия человек, не читавший книгу?
– Наверное, какая-то биография какого-то доктора?
Действительно, в процессе чтения мы узнаем все о судьбе этого замечательного героя – доктора Юрия Андреевича Живаго. Однако сказать, что роман написан о нем, на мой взгляд, будет не совсем правильно. А может быть даже совсем неправильно. Скорее, это роман о России, где множество судеб и бед слились в начале двадцатого века в одно страшное слово: революция.
Признаться, для меня путь к этой книге лежал неблизкий – сначала я посмотрел русскую экранизацию и был приятно тронут этим сериалом, в который, как позже выяснилось, было внесено немало дополнений по сравнению с содержанием книги. Дополнения эти, впрочем, оказались весьма удачными. Эти приятные минуты просмотра стали поводом для обращения к первоисточнику, что я, воспользовавшись удачным случаем, и сделал. Итак, вернемся к книге.
Безусловно, при рецензировании исторического романа приходится оценивать его по двум критериям: как литературное произведение и как своеобразный учебник истории.
Начнем, пожалуй, именно с истории.
Я считаю, что роман «Доктор Живаго», подобно произведению Пушкина «Евгений Онегин», может претендовать на «звание» «энциклопедии русской жизни» своего времени – конца XIX – начала XX веков.
Все этапы истории, все важнейшие перемены в жизни людей того времени показаны очень подробно и красочно – вместе с героями мы переживаем становление советской власти и попытки белых противостоять этому; гонение на церковь; карточную систему питания; коллективизацию, которую один из героев романа называет ошибкой; становление НЭПа – самого двусмысленного и фальшивого советского периода – по словам автора; создание комитетов бедноты. Особый интерес представляет жизнь Юрия Живаго среди партизан и сюжетная линия Стрельникова-Антипова – внепартийного человека, временного «попутчика» советской власти, по судьбе которого мы видим, как в дальнейшем вышеназванная советская власть этих «попутчиков» «благодарила». А на замечательном и добром герое Мише Гордоне автор показывает нам полную злоключений судьбу человека, испытавшего все «прелести» жизни еврея в России, прошедшего концлагерь и путь «смертника» на свободу – через фронт.
Но хотя роман «Доктор Живаго» и является историческим, в первую очередь – это все-таки роман – одно из лучших литературных произведений. Об этом говорит и Нобелевская премия, присужденная Пастернаку по литературе, от которой он, как нам известно, вынужден был отказаться.
Действие романа практически охватывает полвека, огромное количество героев представлено нашему вниманию, а также множество сюжетных линий, которые переплетаются в невероятный, удивительный узел – все герои встречаются, все оказываются связаны друг с другом. Здесь возникает некоторое чувство неправдоподобия: кажется, в жизни такого быть не может. Иначе придется невольно начать верить в судьбу. Но нужно помнить, что «Доктор Живаго» – это не летописная хроника, а исторический роман. А в романе может быть все, что угодно.
Впечатляет описание пейзажей, интерьера, проработанное до мелочей. Но самое главное, что бросается в глаза и чем мне понравился роман – это диалоги и монологи героев, которые хочется перечитывать снова и снова, чтоб «дойти до самой сути».
Они спорят обо всем – об истории, революции, жизни, новостях, культуре, Боге (о вере в романе герои размышляют чаще, чем о других темах – поневоле пришлось людям вспомнить о Боге в смутные времена) – и мысли эти, на мой взгляд, заслуживают пристального внимания.
Огромное место уделяется раскрытию внутреннего мира героев – богатого внутреннего мира! После прочтения подобных вещей хочется всплеснуть драматично руками и вздохнуть: поизмельчал русский народ, поизмельчал… Таких умных и образованных людей представляет нашему вниманию автор, что невольно приходится усомниться: а не идеализирует ли он?
Особо в романе нужно выделить тему любви: любви отнюдь не простой и ясной, но сложной и мучительной. Двоякое положение Юрия Живаго вызывает сочувствие к нему и его женщинам – Ларе и Тоне, и хочется воскликнуть: «Ну разберись ты уже со своими женщинами!» Но разобраться он не успевает – судьба справилась лучше. Да, в этом романе безусловно присутствует тема судьбы.
Отдельно хочется вспомнить о смерти Юрия Живаго: в отличие от фильма, в книге он умирает на Родине, а не за границей.
Умирает в тесном, душном трамвае, из которого пытается выбраться, но нервная толпа не оставляет ему на это никаких шансов. А близкие не могут похоронить его по-христиански – хотя Живаго при жизни был верующим человеком – и кремируют.
Для меня этот драматичный эпизод стал кульминацией в произведении, точкой кипения, точкой наивысших переживаний.
В заключение хочется вернуться к истории. Вернее – к исторической объективности романа.
Читая роман о революции, всегда необходимо обращать внимание на два вопроса:
· С какой стороны смотрит автор на революцию: «красной» или «белой»
· И главное, к какому выводу автор приводит читателя в книге: нужна ли была революция?
Что по этому поводу можно сказать о романе «Доктор Живаго»? Автор старается охватить обе стороны, пытаясь одинаково правдиво описать все жестокости как «красных», так и «белых», а главное – описать то, как страдает от любой смены власти народ. Нужна ли была революция по мнению Пастернака? Читая роман, я пришел к выводу, что Пастернак признавал, что нужно что-то было в обществе менять, но не такой дорогой ценой.
Что же можно сказать об объективности романа? Можно ли доверять автору в описании исторических событий, которых он являлся свидетелем, в которых участвовал и к которым имел свое, субъективное мнение? Ведь нам известно, что отношения у автора с советской властью были не совсем гладкими.
Но… Возможно, в наше противоречивое и непонятное время подобным книгам можно доверять больше, чем учебникам истории, которые постоянно переписываются, а факты в них интерпретируются в соответствии с современной политикой? Тут, наверное, дело личное и сугубо индивидуальное.
Я Борису Пастернаку верю.
©Игорь Бур
Источник: https://yesda.livejournal.com/1232.html
Критика о романе Б. Л. Пастернака
Герой романа Пастернака «с гимназических лет мечтал о прозе, о книге жизнеописаний, куда бы он в виде скрытых взрывчатых гнезд мог вставлять самое ошеломляющее из того, что он успел увидеть и передумать. Но для такой книги он был еще слишком молод, и вот он отделывается вместо нее писанием стихов, как писал бы живописец всю жизнь этюды к большой задуманной картине».
Это описание мечты Юрия Живаго, как и многое другое в романе, замешено на автобиографических «дрожжах» и может быть отнесено к творческому опыту самого автора.
Состояние «физической мечты о книге», которая «есть кубический кусок горячей, дымящейся совести – и больше ничего», владело Пастернаком с первых шагов в литературе, сопровождаясь ясным пониманием того, что «неумение найти и сказать правду – недостаток, которого никаким умением говорить неправду не покрыть…».
Опыт пережитых лет навсегда научил Пастернака «быть равным самому себе» и «не отступаться от лица» ни в каких положениях. Верность неискаженному голосу жизни, чувство внутренней свободы и нравственной независимости помогли ему сохранить ощущение творческого счастья, без которого он не мыслил своей работы, в самые тяжелые времена…
В рукописном отделе Института мировой литературы сохранилась обложка предложенного к печати фрагмента романа с двумя зачеркнутыми названиями – «Когда мальчики выросли» и «Записки Живульта».
Смысловое тождество фамилий Живульт и Живаго очевидно и само по себе свидетельствует об их несомненной эмблематичности, а не случайном происхождении.
Еще большее значение для осмысления единства всего творческого пути Пастернака приобретает это тождество, если учесть, что в рукописях ранних набросков прозы начала 10-х годов, во фрагменте, носящем заглавие «Смерть Реликвимини», встречается вариант его имени – Пурвит (от искаженного французского pour Vie – Ради жизни), образующего вместе с двумя другими – Живульт и Живаго – триаду тождественных по смыслу имен-эмблем. В тройственной форме этого, по существу, единого имени заключена центральная интуиция всего пастернаковского творчества – интуиция бессмертия жизни. Его герои – поэт Реликвимини-Пурвит, возникший в самом начале творческого пути Пастернака, и поэт Юрий Живаго, этот путь увенчивающий,- страдают и умирают, чтобы чудо жизни обрело бессмертие в их слове.
(Из статьи «Река, распахнутая настежь». К творческой истории романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» )
Е. Б. Пастернак
Роман о докторе Живаго и стихи, написанные от его имени, стали выражением радости, превозмогающей страх смерти. «По наполнению, по ясности, по поглощенности любимой работой жизнь последних лет почти сплошной праздник души для меня.
Я более чем доволен ею, я ею счастлив, и роман есть выход и выражение этого счастья» , – писал Пастернак в 1955 году. Послевоенная одинокая и независимая жизнь была каждодневным преодолением смертной тяжести, светлым ощущением бессмертия, верностью ему. Он по собственному опыту говорил, что бессмертие – это другое имя жизни, немного усиленное.
Духовное преодоление смерти Пастернак считал основой своего понимания новой христианской истории человечества.
«Века и поколения только после Христа вздохнули свободно. Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти, умирает, сам посвященный этой теме» , – говорит в романе Веденяпин.
В свете этой исторической традиции жизнь отдельного человека, социально не выделенного, не претендующего на привилегии, на то, чтобы с ним считались больше, чем с другими, более того – общественно лишнего, становится Божьей повестью. Вечной темой искусства.
Творчески одаренный герой романа стремится к занятию своим делом, и его взгляд становится, силою обстоятельств, мерой и трагической оценкой событий века, а стихотворения – поддержкой и подтверждением надежд и веры в долгожданное просветление и освобождение, предвестие которых составляет историческое содержание всех послевоенных лет.
Читая и перечитывая роман, приходишь к мысли, что главное в нем скорее показано читателю, чем сказано ему в жесткой, настоятельной форме.
Любовь к жизни, чуткость к ее голосу, доверие к ее неискаженным проявлениям – первейшая забота автора. Это проявляется всего сильнее в речи и действиях главного – лирического героя – Юрия Живаго.
Он ценит чувство меры и знает, к каким гибельным последствиям приводит насильственное вмешательство человека в природу и историю.
В первую очередь ему с детства ненавистны те, кто себялюбиво вносит в жизнь соблазны, пошлость, разврат, кому не претит власть сильного над слабым, унижение человеческого достоинства. Эти отвратительные черты воплощены для Юрия в адвокате Комаровском, сыгравшем трагическую роль в его судьбе.
Живаго склонен сочувствовать нравственным идеалам революции, восхищаться ее героями, людьми прямых действий, как Антипов-Стрельников. Но он ясно видит и то, к чему неизменно приводят эти действия. Насилие, по его наблюдениям, ни к чему, кроме насилия, не ведет.
Общий производительный ход жизни нарушается, уступая место разрухе и бессмысленным, повторяющим прежние, призывам и приказам. Он видит, как власть идеологической схемы губит всех, оборачиваясь трагедией и для того, кто ее исповедует и применяет.
Есть основания считать, что именно эта убежденность отличает «Доктора Живаго» от прозы, над которой Пастернак работал до войны.
Юрию Андреевичу кажется дикой сама идея переделывать жизнь, поскольку жизнь не материал, а действующее начало, по своей активности намного превосходящее возможности человека. Результат его действий лишь в меру внимания и подчинения ей соответствует его благим намерениям. Фанатизм губителен.
(Из предисловия к «Доктору Живаго». М, 1989)
Е. А. Евтушенко
…Пастернак, воспевающий подвиг «незамеченное», стал в мире, пожалуй, самым знаменитым русским поэтом двадцатого века, превзойдя даже Маяковского… Пастернак всегда знал себе цену как мастеру, но его больше интересовало само мастерство, чем массовые аплодисменты…
Роман меня тогда разочаровал. Мы, молодые писатели послесталинского времени, увлекались тогда рубленой, так называемой «мужской» прозой Хемингуэя, романом Ремарка «Три товарища», «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. «Доктор Живаго» показался мне слишком традиционным и даже скучным.
В 1966 г., после смерти Пастернака, я взял с собой иностранное издание «Доктора Живаго» в путешествие по сибирской реке Лене и впервые его прочитал. Я лежал на узкой матросской койке, и, когда я переводил глаза со страниц на медленно проплывающую в окне сибирскую природу и снова с природы на книгу, между книгой и природой не было границы.
Да, в нем есть несовершенства – слаб эпилог, автор слишком наивно организует встречи своих героев. Но этот роман – роман нравственного перелома двадцатого века, роман, поставивший историю человеческих чувств выше истории как таковой…
(Из статьи «Почерк, похожий на журавлей» )
А. А. Вознесенский
Пастернак – присутствие Бога в нашей жизни. Присутствие, данное не постулатно, а предметно, через чувственное ощущение Жизни – лучшего, необъяснимого творенья Мирозданья. Дождь дан как присутствие Бога в Нем, еловый бор как присутствие Бога, Бог дан в деталях, в стрижах, в каплях, в запонках, и наше чувство – это прежде всего в чистом виде Божье присутствие…
Проза Пастернака отнюдь не статья «Как делать стихи», нет, это роман, жизнь поэта, роман о том, как живут стихом и как стихи рождаются из жизни. Таких романов еще не было.
Увы, «Доктор Живаго» – это теперь не просто книга, роман сросся с позорными событиями вокруг него.
Тридцать лет пропаганда наша, не прочитав его, не вдумавшись в лирическую музыку его волшебного русского языка, выдавала роман за политического монстра, за пасквиль…
В результате всесоюзной брани роман нельзя сегодня читать объективно. Читатель ныне тщетно ищет в книге обещанную «крамолу». Барабанные перепонки, ожидающие пушечной канонады, не могут воспринять музыку Брамса…
(Из статьи «Благовещизм поэта»)
Источник: https://www.testsoch.info/kritika-o-romane-b-l-pasternaka/
Книга «Доктор Живаго»
Главный герой романа, Юрий Живаго, предстаёт перед читателем маленьким мальчиком на первых страницах произведения, описывающих похороны его матери: «Шли и шли и пели „Вечную память“ …» Юра — потомок богатой семьи, сделавшей себе состояние на промышленных, торговых и банковских операциях. Брак родителей не был счастливым: отец бросил семью ещё до смерти матери.
Осиротевшего Юру на некоторое время приютит дядя, живущий на юге России. Затем многочисленные родственники и друзья отправят его в Москву, где он как родной будет принят в семью Александра и Анны Громеко.
Исключительность Юрия становится очевидной довольно рано — ещё юношей он проявляет себя как талантливый поэт. Но при этом решает идти по стопам своего приёмного отца Александра Громека и поступает на медицинское отделение университета, где также проявляет себя как талантливый врач. Первой любовью, а впоследствии и женой Юрия Живаго становится дочка его благодетелей — Тоня Громеко.
У Юрия и Тони было двое детей, однако, затем судьба разлучила их навсегда, и свою младшую дочь, родившуюся после расставания, доктор никогда не видел.
В начале романа перед читателем постоянно возникают новые лица. Всех их свяжет в единый клубок дальнейший ход повествования. Одна из них — Лариса, невольница престарелого адвоката Комаровского, которая всеми силами пытается и не может вырваться из плена его «покровительства».
У Лары есть друг детства — Павел Антипов, который впоследствии станет её мужем, и Лара увидит в нём своё спасение. Поженившись, они с Антиповым не могут найти своего счастья, Павел бросит семью и отправится на фронт Первой мировой. Впоследствии он станет грозным революционным комиссаром, сменив фамилию на Стрельников.
По окончании гражданской войны он планирует воссоединиться с семьёй, однако, этому желанию так и не суждено будет сбыться.
Юрия Живаго и Лару судьба разными путями сведёт в провинциальном Юрятине-на-Рыньве (вымышленном Уральском городе, прообразом которого послужила Пермь), где они тщетно ищут убежища от уничтожающей всё и вся революции. Юрий и Лариса встретятся и полюбят друг друга. Но вскорости нищета, голод и репрессии разлучат и семью доктора Живаго, и Ларину семью.
Два с лишним года Живаго будет пропадать в Сибири, служа военным доктором в плену у красных партизан. Совершив побег, он пешком вернётся обратно на Урал — в Юрятин, где снова встретится с Ларой. Его супруга Тоня, вместе с детьми и тестем Юрия, находясь в Москве, пишет о скорой принудительной высылке за границу.
В надежде переждать зиму и ужасы Юрятинского реввоенсовета, Юрий и Лара укрываются в заброшенной усадьбе Варыкино. Вскоре к ним приезжает нежданный гость — Комаровский, получивший приглашение возглавить Министерство юстиции в Дальневосточной республике, провозглашённой на территории Забайкалья и российского Дальнего Востока.
Он уговаривает Юрия Андреевича отпустить Лару и её дочь с ним — на восток, обещая переправить их затем за границу. Юрий Андреевич соглашается, понимая, что никогда больше их не увидит.
Постепенно он спивается и начинает сходить с ума от одиночества. Вскоре в Варыкино приходит супруг Лары — Павел Антипов (Стрельников).
Разжалованный и скитающийся по просторам Сибири, он рассказывает Юрию Андреевичу о своём участии в революции, о Ленине, об идеалах советской власти, но, узнав от Юрия Андреевича, что Лара всё это время любила и любит его, понимает, как горько он заблуждался. Стрельников кончает с собой выстрелом из охотничьего ружья.
После самоубийства Стрельникова доктор возвращается в Москву в надежде бороться за свою дальнейшую жизнь. Там он встречает свою последнюю женщину — Марину, дочь бывшего (ещё при царской России) Живаговского дворника Маркела. В гражданском браке с Мариной у них рождаются две девочки.
Юрий постепенно опускается, забрасывает научную и литературную деятельность и, даже осознавая своё падение, ничего не может с этим поделать. Однажды утром, по дороге на работу, ему становится плохо в трамвае, и он умирает от сердечного приступа в центре Москвы. Проститься с ним к его гробу приходят сводный брат Евграф и Лара, которая вскоре после этого пропадёт без вести.
Впереди будут и Вторая мировая, и Курская дуга, и прачка Таня, которая поведает убелённым сединами друзьям детства Юрия Андреевича — Никанору Дудорову и Михаилу Гордону, пережившим ГУЛАГ, аресты и репрессии конца 30-х, историю своей жизни; окажется, что это внебрачная дочь Юрия и Лары, и брат Юрия генерал-майор Евграф Живаго возьмёт её под свою опеку. Он же составит сборник сочинений Юрия — тетрадь, которую читают Дудоров и Гордон в последней сцене романа. Роман завершается 25-ю стихотворениями Юрия Живаго.
Источник: https://www.livelib.ru/book/1000164129-doktor-zhivago-boris-pasternak