О басне и. а. крылова «крестьянин и смерть»
Константинов Ф. Иллюстрация к басне И.А.Крылова «Крестьянин и смерть»
В воспоминаниях Степана Петровича Жихарева (1788–1860), русского литератора, драматурга, переводчика, есть описание вечера (3 февраля 1807 г.
), на котором мемуарист по просьбе Гавриила Романовича Державина «к полному удовольствию автора» прочитал державинские стихи «Гимн кротости»: «Разумеется, все присутствующие были или казались в восторге, и похвалам Державину не было конца. За этим все пристали к Крылову, чтобы он прочитал что-нибудь.
Долго отнекивался остроумный комик, но наконец разрешился баснею из Лафонтена: „Смерть и Дровосек”». Жихарев здесь неточен. Басня, которую прочитал Крылов, называлась «Крестьянин и Смерть». Свидетельство мемуариста важно, так как по нему можно установить время написания басни. Известно, что И. А.
Крылов не придавал значения дате написания басен, поэтому басни, как правило, датируются или по времени их публикации, или по отметкам цензуры, дозволяющим публикацию. Данная басня была напечатана в «Драматическом вестнике» за 1808 г., который вышел в свет после 20 марта 1809 г. Ещё около двух лет И.
А. Крылов работал над басней, и окончательный текст был установлен в издании 1811 г. (по сравнению с первой публикацией текст увеличился: была добавлена мораль).
В свидетельстве С. П. Жихарева есть две неточности. Во-первых, басня Лафонтена называется «Смерть и Старик» (либо «Смерть и Старец»). Кроме того, действие басни Лафонтена развёртывается не в лесу (там нет на это указания) и герой не несёт ношу с дровами, поэтому нет речи о Дровосеке.
Ошибка мемуариста проистекает из того, что этот басенный сюжет в русской традиции разрабатывали несколько авторов: Гавриил Романович Державин, Василий Кириллович Тредиаковский, Александр Петрович Сумароков, П. П. Сумароков и Д. И. Хвостов. И именно у П. П. Сумарокова и Д. И.
Хвостова эта басня называется «Дровосек и Смерть».
Второе заблуждение мемуариста относится к источнику «перевода» крыловской басни. Дело в том, что крыловский вариант ближе к сюжету Эзопа. Сам И. А. Крылов относил свою басню к числу «переводов или подражаний». Традиционный сюжет идёт от Эзопа. В латинской традиции он разрабатывался Габрием, во французской – Лафонтеном.
У Эзопа басня называется «Старик и Смерть», у Лафонтена – «Смерть и Старик», у Габрия – «О крестьянине и смерти». Уже само заглавие несёт глубокий смысл: Эзоп ставит на первое место человека (Старик), Габрий идёт за Эзопом. Лафонтен же, нарушая традицию, ставит на первое место Смерть.
При переводе на русский язык одни переводчики придерживались эзоповской традиции, другие – традиции Лафонтена.
Сама тема была очень популярна. В баснях же эта тема – взаимоотношений Человека и Смерти – конкретизируется, принимая форму не абстрактного поэтического рассуждения, а реального эпизода встречи этих двух героев.
С. П. Жихарев пишет, что Крылов читал басню «из Лафонтена». Но у Лафонтена иная сюжетная линия: Смерть сама приходит к столетнему старцу (без его просьбы). Старец укоряет её за то, что она его не предупредила заранее и не дала возможности достроить дом и позаботиться о правнуках, оставив завещание.
Смерть возражает, говоря, что его сверстники умерли и уже это было ему предупреждением. Место действия не определено, но это явно не лес, а Старик – зажиточный человек. Смерть забирает Старика с собой, не дав ему отсрочки.
У Крылова сюжетная канва иная, ближе к басне Эзопа: Старик сам призвал Смерть, сетуя на тяготы жизни, но когда увидел её, испугался и сказал, что позвал её лишь для того, чтобы она помогла ему поднять вязанку дров. Действие происходит в лесу.
Г. Р. Державин, переводя басню, несколько изменил смысл. На вопрос Смерти, явившейся к Старику: «Ты звал меня?», тот отвечает: «Нет, нет, не я, помилуй! – он вскричал. И пальцем ближнего соседа указал». У Державина Смерть появляется со своим постоянным атрибутом – косой:
Тут Смерть ему в глаза,
Как страшная гроза!
Ты ль звал меня? – его спросила
И косу на него блестящу наклонила.
Державин очень подробно описывает состояние Старика, который в осеннюю слякоть (у Державина – слотá) «вязанку дров тащил и надрывался»:
Сугорбился, потел, дрожал и задыхался.
Лишился сил, подсеклись ноги:
Упал среди дороги.
Физическое состояние старого, измученного человека описано очень ярко и правдоподобно.
У Д. И. Хвостова Старик призывает Смерть, «чтобы вязанку дров поднять мне помогла». И мораль автора:
Пусть Смерть напасти прекращает,
Все часто люди здесь изволят толковать,
Что лучше – охать и страдать,
Чем умирать.
Как кажется, мораль изложена довольно удачно, но встреча человека со Смертью очень бесцветна. И неизвестно, что Смерть ответила Старцу на его просьбу.
А. П. Сумароков определил главным действующим лицом человека, а не аллегорическую фигуру (Смерть). Автор придаёт Смерти человеческие черты. И хотя её описания нет, но показан момент её появления:
Смерть все свои дела другие оставляет.
Как не оставить всё, когда её зовут,
Другие от нея и окны все запрут.
Она ж и не спесива,
И что к нему пришла, ни малова нет дива.
Именно у А. П. Сумарокова Старик впервые назван Крестьянином, который «в старости и в бедности страдал, Дрова рубил». На склоне лет ему уже тяжело заниматься этой работой, и он призывает Смерть:
Приди о Смерть, приди!
Я в гроб ийти готов.
Но увидев гостью, Старик испугался и «ей ответствовал стеня»: «Я звал, чтоб ты дрова снести лишь пособила».
Считается, что перевод И. А. Крылова ближе к переводу А. П. Сумарокова. Именно у Александра Петровича Сумарокова позаимствовано заглавие басни («Крестьянин и Смерть»). Действительно, в названии использовано слово крестьянин, но в дальнейшем это действующее лицо именуется Стариком.
Заметим, что старик – это возрастная характеристика человека; дровосек – название по роду занятий; крестьянин – обозначение социального положения персонажа. И Крылов безошибочно выбирает крестьянина и делает его главным действующим лицом. Персонаж Крылова – бедный крестьянин, который не рубит дрова, а подбирает валежник.
И Смерть здесь обрисована всего лишь одним штрихом: «свирепой осанкой».
У А. П. Сумарокова бедный и старый герой всё же дрова рубил. Крыловский же герой, находясь «в унынии», лишь собирает валежник. Так из условно-аллегорического эзоповского повествования И. А.
Крылов превращает басню в реалистическую бытовую зарисовку, хотя именно Лафонтен первый приблизил «к жизни» своё повествование. Крылов пошёл дальше, добавив национальный колорит в описание тяжёлой жизни русского крестьянина.
Этим он положил начало созданию реалистической басни в период классицизма. Он рисует нам бедственное положение героя, которому нужно кормить семью:
Куда я беден, боже мой!
Нуждаюся во всём; к тому ж жена и дети.
И дальше идёт знаменитая фраза: А там подушное, боярщина, оброк, которая конкретно и точно переносит читателя в дореформенную Россию начала XIX в., когда крепостные крестьяне были задавлены многочисленными поборами.
И выдался ль когда на свете
Хотя один мне радостный денёк? –
вопрошает Крестьянин. Затем идёт авторский текст:
В таком унынии, на свой пеняя рок.
Зовёт он Смерть.
Лаконично, всего несколькими штрихами нарисована баснописцем тяжёлая крестьянская судьба. Крестьянин у Крылова – это не условный старый человек, а вполне конкретный социальный тип. Это типичный русский крепостной, задавленный различными поборами. Не находя выхода, Крестьянин призывает Смерть, которая и «явилась вмиг»:
Она у нас не за горами,
А за плечами.
Здесь баснописец использует знаменитую народную пословицу, несколько сжимая её, что делает её ещё более выразительной: Мысль человека за горами, а смерть его за плечами. Выражение не за горами, т.е. «неподалёку», встречалось в языке XVIII в.: «Петербург не за горами, я и сам могу к тебе приехать». («Живописец», 1772–1773).
И до сих пор в русском языке известна пословица Думы за горами, а беда (смерть) за плечами.
Оторопев при виде Смерти, Крестьянин просит её, «коль не во гнев», помочь поднять вязанку.
Не во гнев «не в обиду» как фразеологизм отмечается в Словаре М. И. Михельсона «Ходячие и меткие слова» (1892).
Кончается басня знаменитой крыловской моралью:
Из басни сей
Нам видеть можно,
Что как бывает жить ни тошно,
А умирать ещё тошней.
Последние две строки перешли в разряд фразеологизмов.
Итак, басня И. А. Крылова «Крестьянин и Смерть» интересна тем, что, являясь переводом (точнее, «переделкой», как называл сам автор) классических басен Эзопа и Лафонтена, по сути дела, остаётся оригинальным произведением не только по духу, но и по языку. Ср.
, например, просторечные глаголы кряхтеть, охать, оторопеть, наречие куда в значении отрицательной частицы, наречие тошно. Причём просторечные слова встречаются как в речи автора, так и в речи его героев. Это подтверждает многократно высказанную мысль, что И. А.
Крылов народен не только в своих оригинальных баснях, но даже и в переводных, которые только условно можно считать переводами. «Заимствованные сюжеты обрабатывал он сообразно представлениям русского человека, почему и имел право причислять эту обработку к оригинальным произведениям», – писал А. Д.
Галахов в «Истории русской словесности», известном учебнике для средних учебных заведений, необычайно популярном в конце XIX в.
Источник: Кимягарова Р. С. «Крестьянин и Смерть» // Русский язык в школе и дома. 2003. – № 1. – С. 7–9.
Крестьянин и Смерть (Слушать бесплатно онлайн басни И.А. Крылова)
*
См.:
Крылов И. А.
https://multiurok.ru/blog/krylov-i-a.html
Источник: https://multiurok.ru/blog/o-basnie-i-a-krylova-kriest-ianin-i-smiert.html
Мастерство Крылова-баснописца
/ Сочинения / Крылов И.А. / Разное / Мастерство Крылова-баснописца
| Скачать сочинение |
Басни Ивана Андреевича Крылова по праву считаются высшими образцами этого жанра на русском языке. В них нашли свое отражение опыт, сознание и нравственные идеалы нашею народа, особенности национального характера. Это выразилось не только в оригинальной трактовке традиционных сюжетов, но прежде всего в том языке, которым написаны басни.
В языке крыловских басен ярко проявилась живая народная речь. Именно благодаря басням Крылова она стала осознаваться как один из необходимых источников русского литературного языка.
Басня согласно определению из словаря — это “краткий рассказ, имеющий иносказательный смысл”. В целях иносказания баснописцы разных времен использовали образы зверей и даже предметов.
По художественным, а иногда и по цензурным соображениям на смену людям в басне приходят животные, наделенные отдельными человеческими чертами: трусостью, храбростью, добротой, мужеством и др. Такие образы животных, олицетворяющих какую-то одну черту человеческого характера, широко использовали в своих баснях Эзоп, Федр, Лафонтен, Лессинг.
Крылов наследовал эту традицию у своих предшественников. Чтобы понять, что нового внес И. А. Крылов в басенный жанр, обратимся сначала к тому, что использовал он из опыта своих предшественников.
Аллегория пришла в литературу из фольклора, притчи, сказки, особенно сказок о животных, где действовали традиционные персонажи, — такие как лиса, медведь, заяц, волк.
Каждый из них был заведомо наделен определенной чертой характера. Прием аллегории использовали классицисты, например, в одах. Крылов соединил опыт использования этого приема разными литературными жанрами в одно целое. Басенный муравей — олицетворение трудолюбия (“Стрекоза и муравей”), свинья — невежества (“Свинья под дубом”), ягненок — кротости, как “Агнец Божий” (“Волк и ягненок”).
Иван Андреевич Крылов считал, что искоренить пороки человечества можно через их осмеяние. В его баснях высмеиваются жадность, невежество, глупость. Но Крылов по сравнению с Эзопом и Лафонтеном не ограничивается только простыми аллегориями. Образы животных у Крылова играют бо^Лее важную роль — они несут в себе не только отдельные черты, но и целые характеры.
Басни Крылова имеют не только бытовой характер, чисто бытовыми можно назвать лишь некоторые из них.
У Крылова есть исторические и социальные басни, в которых образы животных получают совсем другое назначение.
Прежде всего эти басни также высмеивают людские пороки через аллегорические образы животных Но во многих исторических баснях в персонажах животных угадывается уже целый характер, дается намек на определенного человека. Например, в басне “Воспитание Льва” Лев-отец — не только воплощение силы, мужества.
Он еще и царь зверей, это создает в басне определенный подтекст (имеется в виду воспитание Александра I швейцарцем Лагарпом). Лев-отец выступает здесь не только как грозный царь, но и как заботливый, но недалекий отец, который поручил воспитание своего сына птице, забыв о том, что царствовать-то сын будет над зверями.
В образе льва-отца обрисован целый характер, со всеми его достоинствами и недостатками, а не одно лишь какое-нибудь свойство человеческой натуры.
В баснях “Волк на псарне” и “Щука и кот” уже можно говорить не столько об аллегории, сколько о метафоре. В этих двух баснях под образами волка и щуки подразумевается Наполеон.
Можно долго говорить, что Наполеон был хитер, ловок, умен, умел быстро и ловко приспосабливаться к ситуации. Но он не рассчитал своих возможностей и попал “на псарню” вместо “овчарни”… Соотнеся образ волка со всем аллегорическим смыслом басни, мы сразу угадываем в нем завоевателя Наполеона.
Но при этом образ волка никак не сужается до изображения конкретного человека, он настолько широк и всеобъемлющ, что басня не теряет своей ценности и вне контекста эпохи.
Образы животных у Крылова можно сравнить с образами животных в сказках Салтыкова-Щедрина, где подчас, не зная исторической подоплеки, трудно угадать назначение этого образа в произведении.
Теперь можно сделать вывод, что человек не отделим от своего социального положения, поэтому образы животных можно классифицировать как метафоры определенных социальных уровней. Цари, вельможи, чиновники, “маленькие люди” также нашли свое метафорическое отражение в образах животных у Крылова.
Например, в басне “Лев и барс”, где лев и барс — выходцы из высших слоев общества, лиса и кот — из чиновничества. Сюда же можно отнести басню “Волк и ягненок”. “У сильного всегда бессильный виноват”, — гласит мораль этой басни. Образ ягненка использован не только как “Агнец Божий” — аллегория слабости и беззащитности.
Этот образ еще и предстает как метафора определенного социального уровня, возможно, мелких чиновников.
Иногда Крылов иронизирует не только над социальными пороками (басня “Две собаки”), но и над самой опорой социальной лестницы — государственными институтами, и для этого также используются образы животных.
Примером может служить басня “Квартет”, где пародируется государственный совет, созданный в 1801 году, и его четыре департамента, возглавляемые “Проказницей мартышкой, Ослом, Козлом И косолапым мишкой”.
Что же ожидает такой квартет-совет в будущем, если в его главу поставлена даже не свора собак, а именно разные животные?
Итак, широко используемые Крыловым образы животных с разными характерами указывают на реалистическую основу крыловской басни. Реализм Крылова, связь его басен с народной основой придает его басням русский, национальный дух.
Образы животных, которые подчас на иллюстрациях бывают изображены в русских национальных костюмах, несут в себе сатирическую типизацию черт русского национального характера.
Крылов использует прием индивидуализации речи персонажа.
Баснописец вкладывает в уста животных отдельные элементы разговорной речи разных сословий того времени, например, в басне “Стрекоза и муравей” муравей говорит: “Кумушка, мне странно это”, “Так поди же, попляши”. Стоит обратить внимание и на ритмику этой басни. Образ попрыгуньи-стрекозы создается особым “прыгучим” размером — хореем.
Крылов также широко применяет звукопись для создания “звукового” образа животного. Например, в басне “Змея” инструментовка на шипящие звуки и “з”, в басне “Мор зверей” повторение звуков “м”, “у”, “ы”.
Ориентация Крылова на русскую разговорную речь наглядно проявилась в его баснях благодаря введению в них образа рассказчика.
Повествование о действиях персонажей ведется в определенной манере, ясно различим личностный тон рассказчика с присущими ему формами и оборотами речи.
Вот “Лебедь, Рак да Щука”, взявшись за дело, “из кожи лезут вон”, вот “Механик пуще рвется”, чтобы открыть Ларец, вот лягушка, захотевшая сравняться с Волом, вначале стала “топорщиться, пыхтеть”, а затем “С натуги лопнула и — околела”.
Бедняк, увидев Смерть, “оторопел”. Моська появляется “отколе ни возьмись”.
Встречаются баснях такие обороты: “зима катит в глаза”, 'с ним была плутовка такова”. Язык рассказчика басен — просторечно-фамильярный.
Рассказчик как бы находится среди своих персонажей, говорит о них, как о знакомых, дает им прозвища: “попрыгунья-Стрекоза”, “проказница Мартышка” , “Повар-грамотей”, “механик-мудрец”. Иногда в самих обращениях уже выражено отношение рассказчика: “мой бедный соловей”, “бедный Фока мой”, “мой хитрец” (“Волк на псарне”).
Но приближение к персонажам не мешает давать им справедливую опенку: “Избави, Бог, и нас от этаких судей”, “Кто про свои дела кричит всем без умолку, В том, верно, мало толку”. Бывает, что рассказчик принимает позу хитрого простачка: “Кто виноват из них, кто прав — судить не нам, Да только воз и ныне там”. Это как раз и есть то “веселое лукавство ума”, о котором писал Пушкин.
Народные начала речи, звучащие в баснях Крылова, убедительно подтверждаются использованием в них пословиц и поговорок: “Запели молодцы, кто в лес, кто по дрова”. (“Музыканты”).
То, что в языке басен Крылова растворились народные выражения, составляет одну его особенность. Другую представляет обратное явление. Многие выражения из басен стали восприниматься как пословицы.
“А Васька слушает, да ест”; “А ларчик просто открывался”; “Слона-то я и не приметил”; “Соседушка, я сыт по горло”, — отпирается Фока. Мы живо представляем себе людей среднего сословия, их настроения и чувства.
Приемом речевых характеристик Крылов пользуется постоянно. Яркие примеры находим в баснях “Любопытный”, “Кошка и Соловей”, “Кот и Повар”.
Особенно мастерски передал Крылов слова Лисицы, выражающие тонкую лесть Вороне. Если сравнить разработку этого сюжета у Тредьяковского, Лафонтена, то последний пример наглядно продемонстрирует, что совершенствование басни шло именно по языковой, стилистической линии. В комплиментах Лисицы сквозит ирония. Иронией проникнуто авторское повествование.
Это добавляет жизненности, создает условия для более трезвого вывода. Язык, речь героев действует на усложнение сюжета басни, это приводит к углублению ее смысла.
Часто встречающиеся в басне интонации устной речи ни в коей мере не выводят ее из области письменности, словесного искусства. Басни Крылова — стихотворные произведения, на которые распространяются законы поэзии.
Разговорный язык басни способствует тому, что ее можно представить как маленькую комедию. Комизм ситуации часто дополняется комизмом языка. Непременное условие басни — действие подчеркивается частыми глагольными рифмами. Рифма у Крылова несет смысловую нагрузку:
Две Бочки ехали, одна с вином,
Другая
Пустая.
Здесь рифма соединяет именно те слова, которые определяют предмет рассмотрения в басне. На ее примере покажем средства художественной выразительности языка Крылова. Рассказ представляет нам фантастическую картину: по городу едут сами по себе две бочки, одна — плавно, другая — несется и гремит.
Если принять условность ситуации, то все выглядит вполне натурально: пыль столбом, прохожий жмется к стороне. Но во второй части басни прямо говорится о людях, которые “про свои дела кричат”. Затем четко формулируется мораль: “Кто делов истинно — тих часто на словах”. И
дальше: “Великий человек……думает свою он крепку думу Без шуму”.
Это
“без шуму” точно повторяет слова из характеристики движения полной бочки, что устанавливает не только идейную, но и образную связь между ней и человеком деловым. Возвращаясь к началу рассказа, мы осмысляем его уже на другом уровне. Бочки оказываются условными предметами, обозначающими человеческие качества.
Но это аллегорическое высказывание содержит дополнительный метафорический элемент, который мы осознаем после прочтения всей басни. Метафорическое значение пустой бочки в данном контексте осмысляется применительно к пустому человеку, болтуну. Вся басня построена на сопоставлениях.
В басне “Слон на воеводстве” метафора оказывается главным выразительным средством рассказа.
Реализация ее буквального смысла создает движение и комизм басни.
На примере басни “Две Бочки видна роль разностопного ямба, которым пользовался Крылов во всех своих баснях. В данном случае это выделение существенных моментов рассказа. С той же функцией мы встречаемся в баснях “Волк и Ягненок”, “Крестьянин и Смерть”, “Крестьяне и Река”.
Другими его функциями являются передача интонаций живой речи (“Кот и Повар”, “Обоз”) и стремительного развития действия (“Волк на псарне”).
Вольный ямб Крылова отражал жизненное разнообразие, представшее в его баснях. Оно сказалось еще в расширении жанровых границ басни. Так, в басне Осел и Соловей” описание пения соловья дано языком, свойственным идиллии. Жуковский находил у Крылова “два стиха, которые не испортили бы никакого описания… в эпической поэме”. Он же с восхищением отмечал его искусство изображения различных предметов. При описании мухи стихи “летают вместе с мухой”. Стихи о медведе как бы тянутся, длинные слова передают медлительность и тяжесть медведя.
В своих баснях не забывал Крылов и звуковую сторону стихов. Возьмем, например, басню “Листы и Корни”. Две части басни, соответствующие монологам Листов и Корней, подчеркиваются различным подбором звуков. Из восемнадцати стихов первой части только четыре не содержат звука “л”, а в пяти стихах этот звук повторяется не по одному разу. Во второй части выделяются звуки “к”, “р”, “н”, “п”, “т”. Противопоставление Листов и Корней дополнительно подчеркивается на фонетическом уровне. Так у Крылова и звуковой состав слова может нести смысловое значение.
Встречаются у Крылова, правда, не очень часто, такие речевые приемы, как сравнение и синекдоха. Например, в басне “Ворона и Курица”:
Тогда все жители, и малый и большой… И вон из стен московских поднялися,
Как из улья пчелиный рой.
Для характеристики языка басен Крылова можно еще указать факт употребления необычного названия обычных предметов. Так, в нескольких баснях Крылов вместо “Ворона” говорит “вещунья”
Все вышесказанное позволяет заключить, что великий баснописец решил задачу сочетания народных элементов со структурой поэтической речи, благодаря чему внес существенный вклад в формирование русского литературного языка и поднял русскую басню на небывалую высоту.
В то же время Крылов обогатил русскую басню новыми реалистическими образами животных. Русский баснописец разработал принципы реалистической типизации, без которых невозможны были бы емкие сатирические образы животных у Салтыкова-Щедрина и вообще все дальнейшее движение русской литературы по пути изображения русского национального характера.
| 9524 человека просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение. |
/ Сочинения / Крылов И.А. / Разное / Мастерство Крылова-баснописца
Источник: https://www.litra.ru/composition/get/coid/00010601184864115990
Реализм басен И.А.Крылова
ВЕК
В баснях Крылов показал русскую жизнь, русского человека; показал противоречия жизни, ее общественные несовершенства и пороки; показал людей различного социального положения; показал характеры в их социальной дифференциации и обусловленности.
Ряд басен дает критическое изображение быта, морали, социальной идеологии, отношения к крестьянам дворянства («Муха и дорожные», «Обезьяна» и др.). Появляются в баснях и демократические персонажи, нередко выступающие выразителями народной морали («Старик и трое молодых», «Крестьянин и смерть» и др.).
Особенно большое значение имели те басни Крылова, в которых затрагивались вопросы общественно-политического характера.
В тот период, когда самодержавно-крепостнический строй обнаружил симптомы кризиса, Крылов выступил с критикой многих существенных явлений этого строя, неразлучных с его основами: социальной несправедливости, произвола лиц, стоящих у власти, паразитизма привилегированных слоев, глупости и беспечности правителей и т. д. («Слон на воеводстве», «Волк и ягненок», «Лев на ловле», «Мор зверей», «Лягушки, просящие Царя»).
Общественное значение басен Крылова станет еще более очевидным, если мы примем во внимание доступность этого жанра широким кругам читателей, меткость и прозрачность басенных образов и сюжетов в их идейном содержании, в их общественно-политической направленности. Малая форма басни таила, как правило, большое содержание.
Народность и реализм басен Крылова глубоко отличают их от басенного творчества поэта-карамзиниста И. И. Дмитриева, у которого и басня нередко принимала салонный характер. Из предшественников Крылова ему был ближе баснописец конца XVIII в. И. И. Хемни-цер, из современников – А. Е. Измайлов, но и они не могут быть поставлены в ряд с Крыловым.
Все это обеспечило басням Крылова признание в передовых общественно-литературных кругах. А. А. Бестужев писал: «И. Крылов возвел русскую басню в оригинально-классическое достоинство».
Критик-декабрист высоко ставит народность языка Крылова и «русский здравый ум», видный «в каждом его стихе».
Бестужев отмечает «осязаемость нравоучения» в баснях Крылова и их сатирическую силу: «Его каждая басня – сатира, тем сильнейшая, чем она коротка и рассказана с видом простодушия». Высоко оценил «оппозиционное значение» басен Крылова А. И. Герцен.
Стесненный жанровыми рамками, баснописец не имел возможности полностью решить задач, стоявших перед русской литературой. По самой своей природе басня не могла порвать с аллегоризмом и дидактизмом. Отсюда неизбежный схематизм или, скорее, беглость в обрисовке характеров.
Лаконизм басни не способствовал полноте и многосторонности типизации. Мешал он и широте сюжетного отображения жизни.
По образному выражению Белинского, поэзияКрылова относится к поэзии Пушкина, «как река, пусть даже самая огромная, относится к морю, принимающему в свое необъятное лоно тысячи рек, и больших и малых».
Рекомендуемые страницы:
Источник: https://megalektsii.ru/s16316t5.html
Загрузка...
