Мораль басни “плотичка” крылова (анализ, суть, смысл)

Соматические речения в баснях И. А. Крылова

СОМАТИЧЕСКИЕ РЕЧЕНИЯ В БАСНЯХ И.А. КРЫЛОВА

С.С. Микова

Кафедра русского языка и методики его преподавания Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198

Исследуются соматические речения, использованные для характеристики чувств и душевных состояний героев басен И.А. Крылова. Сделаны выводы о функциях соматических речений в баснях и об их особенностях. Особое внимание уделено соматическим речениям, содержащим национально-культурную информацию, а также случаям индивидуально-авторского использования соматических речений.

Ключевые слова: соматические речения, соматизм, невербальный язык, жест, мимика, поза, симптомы.

, как правило, описывается через их внешние проявления: жесты, мимику, позы и др.» [4. С. 23]. Не случайно в языке существуют специальные языковые единицы — слова и словосочетания — для описания жестов, мимики и т.п.

Эти языковые единицы принято называть соматическими речениями [1. С. 162].

В данной статье охарактеризованы особенности соматических речений в баснях И.А. Крылова.

Этот языковой материал представляется интересным в плане исследования использованных в нем соматических речений, так как анализируемые языковые единицы в баснях Крылова позволяют расширить знания читателя о русском народе (описывают соматизмы, используемые в определенных речевых ситуациях, характеризуя особенности русского невербального поведения). Кроме того, соматические речения, не соотносимые прямо с описываемым ими зрительным образом, являются фразеологизмами и могут обогатить речь читателя новыми способами описания чувств, эмоций, душевных состояний.

Соматические речения редко выступают в тексте в своем прагматичном смысле, чаще всего они используются проективно, т.е.

указывают на определенное душевное состояние «путем проекции чувств, намерений, переживаний на их внешние проявления» [1. С. 164].

Например, в басне «Лев и Комар» автор не говорит, что Лев был разгневан, взбешен, Крылову достаточно указать, что Лев «скрежещет в ярости зубами // И землю он дерет когтями».

Соматические речения могут быть соотнесены с различными видами сома-тизмов: жестами, мимическими движениями, позами, выражениями лиц и симптомов. Так, жесты, т.е. «выразительные движения головой, рукой или кистью, которые совершают с целью общения и которые могут сопровождать размышление или состояние» [7. С. 139] описываются в баснях Крылова при помощи, напри-

мер, таких соматических речений: «качать головой» (жест неодобрения), «приложить ухо» (прислушиваться): «Тут, глядя на него , иной// Качает головой» («Ларчик»); «Похолодеет весь, и ухо он приложит» («Откупщик и Сапожник»).

Например, «приложить ухо» не обязательно предполагает совершение этого действия, а просто указывает на то, что человек внимательно прислушивается.

Другое соматическое речение «приложить руки» не означает «прикоснуться», а имеет значение «поработать над чем-то, уделить чему-то время»: «Беда б невелика сначала, // Когда бы руки приложить» («Мельник»).

В басне «Два мальчика» рассказывается о двух друзьях — Сене и Феде. Мальчики пошли в сад, чтобы нарвать каштанов. Сеня помог Феде забраться на дерево, рассчитывая, что Федя соберет каштанов и для него. Но вышло так, что, пока «Федюша сам вверху каштаны убирал», Сеня «на низу облизывал лишь губки».

В современном словоупотреблении данное соматическое речение выступает чаще всего в усеченном виде — «облизываться».

Подобно тому, как в вербальном языке значимыми являются не только употребленные языковые единицы, но и их отсутствие, «неисполнение жеста может оказаться столь же значимым, как смех или слезы» [2. С. 161]. Приведем примеры таких «нулевых» жестов: «Никто и ухом не ведет» («Мыши») (т.е.

не обращает никакого внимания); «Так души низкие, будь знатен, силен ты, // Не смеют на тебя поднять они и взгляды» («Лисица и Осел») (т.е.

Однако значимость соматических речений — описаний жестов — заключается не только в создании более яркой, выразительной характеристики чувств и переживаний персонажей; они часто содержат национально-культурную информацию.

Через описание жестов иностранный учащийся может получить не только информацию о чувствах и душевном состоянии героев, но и знания о правилах невербального поведения в той или иной ситуации.

Например, следующий эпизод описывает типичные жесты, используемые для приветствия: «Но делать нечего: // снимает шляпу, // И милому соседушке поклон. // Сосед ему протягивает лапу» («Пустынник и Медведь»).

Старинный русский обычай кланяться так низко, стоя на коленях, чтобы челом (лбом) доставать до земли (до пола), отражен в соматическом речении «бить челом». Данный жест мог быть знаком глубокого почтения или благодарности: «Челом вам бьем за ласковое слово» («Откупщик и Сапожник»). В тексте басни «Мор зверей» отмечен случай индивидуально-авторского использования данного

соматического речения со значением «искренне уверяем, клянемся»: «А что до пастухов, мы все здесь бьем челом: // Их чаще так учить — им это поделом».

Статичными аналогами жестов являются позы, т.е. «осознанные или неосознанные общие положения тела» [2. С. 236]. Соматические речения — описания поз — также содержат информацию о характере и душевном состоянии героев, их социальном положении, их отношении друг к другу.

Так, о высокомерии персонажа, часто безосновательном, говорит соматическое речение «надувать грудь»: «А надувают грудь, // Как будто б силою их бог снабдил орлиной» («Орел и Паук»).

В значении «опечалиться, загрустить» выступает соматическое речение «повесить голову»: «Тут ахнул Царь и весь звериный свет; // Повесил головы Совет» («Воспитание Льва»). Подобная поза может говорить не только об эмоциональном, но и о физическом состоянии персонажа. Так, маленький Василек, «голову склоня на стебелек, // Уныло ожидал своей кончины» («Василек»).

Интересно проследить, как в басне «Лягушки, просящие Царя» меняется отношение Лягушек к их первому правителю. Крылов прямо не характеризует настроение Лягушек — характеристика содержится в тех позах, которые Лягушки занимают по отношению к своему Царю.

Постепенно глубочайшее почтение, даже благоговение сменяется полным презрением.

Вот как изображена эта перемена: «Сперва перед Царем ничком; // А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком: // Дай попытаться сесть с ним рядом, // А там, которые еще поудалей, // К Царю садятся уж и задом».

Об отношении персонажей друг к другу могут свидетельствовать также значащие «движения мускулатуры лица» [2. С. 73] (мимика) и статичный аналог мимики — выражение лица.

Например, для обозначения снисходительного и даже презрительного отношения к кому-либо используется соматическое речение «глядеть косо»: «Как косо на мужчин девица ни глядит, // А сердце ей за нас всегда одно твердит» («Разборчивая Невеста»).

Крайнее недовольство присутствием кого-либо выражает соматическое речение «морщить лицо» и его усеченный вариант «морщиться»: «На пирах лишь морщатся от Мухи» («Муха и Пчела»). Это же соматическое речение может свидетельствовать об испытываемой боли. Так, сцена бритья тупыми бритвами в басне «Бритвы» описана у И.А.

Крылова следующим образом: «Проказник мой // У зеркала так кисло морщит рожу, // Как будто бы с него содрать сбирались кожу». В этом примере изобразительность выражения усиливается метафорическим эпитетом «кисло» (т.е. морщится, как будто съел что-то кислое).

Масловой, объясняется общностью функций этих органов при выражении удивления [5. С. 68].

Приведем следующие примеры: «Чуду всяк заранее дивится, // Молчит и, на море глаза уставя, ждет» («Синица»); « глаз не сводит с поплавка» («Плотичка»); «Все только слушают его , разинув рот» («Мешок»). Вы-

ражение «разинуть рот» в другой басне И.А. Крылова — «Щука и Кот» — указывает на тяжелое физическое состояние персонажа: «А Щука, чуть жива, лежит, разинув рот, — // И крысы хвост у ней отъели».

Интересны случаи индивидуально-авторского употребления соматических речений, когда традиционное значение, закрепленное за определенными мимическими движениями, переосмысливается И.А. Крыловым.

Например, зевание обычно говорит о том, что человеку скучно, и то, что ему рассказывают или показывают, совсем не интересует его. Однако И.А.

Крылов, основываясь на сходстве зрительных образов (человек открывает рот и при зевании, и при выражении сильного удивления), использует глагол «зевать» в значении «внимательно наблюдать за чем-то»: «На Белку в колесе зевал он и дивился» («Белка»).

В некоторых баснях выразительное описание выражения лица персонажа становится лучшим средством характеристики его внутренних качеств.

Так, в басне «Водолазы», указывая на мудрость и доброжелательность Пустынника, к которому Царь обращается за советом, И.А.

Крылов пишет: «Пустынник важный взор имел, но не угрюмый; // Приветливость и доброта // Улыбкою его украсили уста, // А на челе следы глубокой видны думы».

При всем многообразии функций описанных выше соматических речений их объединяет одно свойство — они характеризуют действия произвольные. Однако зачастую внешние проявления некоторых чувств и состояний являются непроизвольными. Описания таких непроизвольных движений мышц лица и тела человека, называемых симптомами [1. С. 159], часто встречается и в баснях Крылова.

Среди соматических речений, описывающих непроизвольные проявления чувств и состояний, можно выделить обозначения симптоматичного изменения цвета лица: «Мальчишка, думая поймать угря, // Схватил змею и, воззрившись от страха, // Стал бледен, как его рубаха» — так в басне «Мальчик и Змея» описывается испуг главного персонажа; «Как золото его, Бедняк мой пожелтел («Бедный Богач») — здесь желтизна лица говорит о болезни; температуры тела человека: например, страх заставляет человека холодеть: «Похолодеет весь, и ухо он приложит» («Откупщик и Сапожник»), т.е. «похолодеть от страха».

О тяжести труда и прилагаемых усилиях к выполнению работы говорят симптомы, описанные в следующих примерах: «Трудился так Крестьянин мой, // Что

градом пот с него катился»; «Рекой с бедняжки льется пот» («Обезьяна»). В этих примерах для усиления выразительности выражений используются гиперболы — градом и рекой.

Часто в состав соматических речений со значением симптомов входит слово «сердце», так как, по наблюдению В.А. Масловой, сердце в русской языковой картине мира представляет «центр эмоциональных переживаний», «источник чувств» [5. С. 69].

Очень часто соматические речения — отражения симптомов — включают в свой состав слово «дыхание» и родственные ему: «Вещуньина с похвал вскружилась голова, // От радости в зобу дыханье сперло» («Ворона и Лисица»); «И, наконец, она , пыхтя, насилу дышит» («Обезьяна»). Это, по наблюдению нейрофизиолога Ч. Белла, связано с тем, что «все сильные чувства, такие, как, например, страх, ярость или горе сопровождаются изменениями в дыхании» [2. С. 170].

Таким образом, соматические речения в баснях И.А. Крылова описывают различные соматизмы — как статичные, так и динамичные, как произвольные, так и непроизвольные. При этом соматические речения используются для косвенной характеристики определенных душевных состояний героев, иногда они служат средством характеристики персонажей.

Некоторые соматические речения содержат национально-культурную информацию, предоставляя сведения о правилах поведения в той или иной ситуации, об обычаях и традициях русского народа, хотя «страноведческая информация соматических речений достаточно имплицитна» [6. С. 27]. Большинство соматических речений употреблены И.А.

Крыловым в их традиционном смысле, хотя встречаются случаи авторского употребления данных выражений.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. — М.: Русский язык, 1990.

[2] Григорьева С.А., Григорьев Н.В., Крейдлин Г.Е. Словарь языка русских жестов. — Москва — Вена: Языки русской культуры, 2001.

[3] Крылов И.А. Сочинения. Т. 2. Комедии. Басни. — М.: Художественная литература, 1984.

[4] Кулибина Н.В. Методика лингвострановедческой работы над художественным текстом. — М.: Русский язык, 1987.

[5] Маслова В.А. Лингвокультурология. — М.: Академия, 2001.

[6] Ростова Е.Г. Лингвострановедческий анализ и интерпретация художественного текста. — М.: ИРЯП, 1994.

[7] Хорст Рюкле. Ваше тайное оружие в общении. Мимика, жест, движение. — М.: Интерэксперт; Инфра-М, 1996.

SOMATIC EXPRESSIONS IN KRYLOV’S FABLES

S.S. Mikova

Department of Russian language and methods of its teaching People’s Friendship University of Russia

Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198

Somatic expressions used for describing feelings and emotional states of personages of Krylov’s fables are being investigated in the article.

Conclusions about functions of the somatic expressions and their peculiarities are made in the article.

Key words: somatic units, somatism, gesture, expression, posture, symptom, non-verbal communication.

Источник: https://cyberleninka.ru/article/n/somaticheskie-recheniya-v-basnyah-i-a-krylova

Разговорная речь в басне

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 5Следующая ⇒

Басня почти всегда представляет собой сценку, диалог – непременная часть басни. Недаром басню сравнивают с «маленькой драмой». Крылов, перед тем как обратиться к басне, писал пьесы, и в его баснях проявилась «заглушенная страсть к драматической поэзии» (Выготский).

Речь в басне всегда имеет установку на собеседника, принимает характер беседы. Передавая диалог героев, автор вводит в поэзию элементы разговорного языка, который в других жанрах в литературу допускать не принято. Басня же в жанровой системе классицизма была узаконенным «низким» жанром, правила которой предполагали использование разговорной речи.

В теории и до Крылова допускался разговорный язык в низких жанрах, но Крылов намного удачнее своих предшественников воспользовался предоставленной возможностью, показав всю потенциальную поэтичность, выразительность просторечия. Оговоримся: Крылов сумел создать образ народной речи, не привязанной к определенному социальному слою.

) Первые читатели Крылова с особенным восхищением говорили о соединении поэтичности и простоты у Крылова: «Можно забыть, что читаешь стихи: так этот рассказ легок, прост и свободен. Между тем какая поэзия! Я разумею здесь под словом поэзия искусство представлять предметы так живо, что они кажутся присутственными» (Жуковский). СТИХ КРЫЛОВА

Для того, чтобы изображать диалог, очень подходит вольный, т.е. разностопный, ямб, который обычно и используют баснописцы[4] Конец строки − это всегда пауза: в равностопном стихе паузы падают через равные интервалы, и он звучит монотонно.

Такая монотонность – свойство, а не недостаток: песне, декламации необходима особая интонация, отличающая их от обыденной речи. У вольного стиха в басне или комедии – другие задачи: передавать изменения интонации.

Здесь паузы на конце стихов, как и в живой речи, возникают не через одинаковые промежутки времени, но передают меняющийся темп речи и у хорошего поэта явным образом подчинены смыслу речи: что-то произносится скороговоркой, а что-то, напротив, выделяется.

Выделенное в особый стих, слово «вперед» приобретает особый вес; подчеркивается, как уверенно идет Слон. Об изобразительных возможностях вольного ямба у Крылова много писал разбиравший его басни Жуковский: «Пустынник был сговорчив, лёг, зевнул,Да тотчас и заснул.

А Миша на часах, да он и не без дела:У друга на нос муха села −Он друга обмахнулВзглянул −А муха на щеке − согнал − а муха сноваУ друга на носу. Стихи летают вместе с мухою.

Непосредственно за ними следуют другие, изображающие противное, медленность медведя; здесь все слова длинные, стихи тянутся:Вот Мишенька, не говоря ни слова,Увесистый булыжник в лапы сгреб,Присел на корточки, не переводит духу,Сам думает: «Молчи ж, уж я тебя, воструху!»И, у друга на лбу подкарауля муху,Что силы есть, хвать друга камнем в лоб.

Все эти слова: Мишенька, увесистый, булыжник, корточки, переводит, думает, и у друга, подкарауля, прекрасно изображают медлительность и осторожность: за пятью длинными, тяжелыми стихами следует быстро полустишие:Хвать друга камнем в лоб.Это молния, это удар!» Имеет значение не только количество стоп, но и характер этих стоп.

Как известно, слова в русском языке в среднем достаточно длинные, и поэтому в русских стихах далеко не каждая ямбическая стопа действительно содержит ударный слог (такое было бы возможно только в языке, состоящем исключительно из двусложных слов). Такой пропуск ударения в стопе называется пиррихием.

У хорошего поэта всякое внешнее ограничение, налагаемое языком, превращается в средство, которое может быть использовано в нужных целях. «Зеркало и Обезьяна» начинается так:Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,Тихохонько Медведя толк ногой…Сначала длинное слово «тихохонько»: Мартышка незаметно и медленно подбирается к Медведю. Потом − односложное «толк»: резкий и неожиданный толчок.

Жуковский показывает, как Крылов работает не только с длинными и короткими строчками, но и с длинными (т.е. содержащими пиррихии и потому звучащими в стихе по-особому) и короткими словами: «Что ходенем пошло трясинно государство … живопись в самых звуках! Два длинных слова: ходенем и трясинно − прекрасно изображают потрясение болота.Со всех лягушки ногВ испуге пометались,Кто как успел, куда кто мог.В последнем стихе, напротив, красота состоит в искусном соединении односложных слов, которые своею гармониею представляют скачки и прыганье».

ЧТО ТАКОЕ «МОРАЛЬ» И ЗАЧЕМ ОНА. «ДЕДУШКА КРЫЛОВ»: ОБРАЗ АВТОРА В БАСНЕ

Поэтому «шпилька» обычно – не из «морали» (авторских пояснений к рассказанной истории), а из «рассказа»; нередко это реплика персонажа. Так, басня «Орел и Пчела»: начинается с общих рассуждений:Счастлив, кто на чреде трудится знаменитой;Ему и то уж силы придает,Что подвигов его свидетель целый свет,Но сколь и тот почтен, кто, в низости сокрытый…и т. п.

, потом идет рассказ, в конце которого Пчела повторяет мысли «морали», но на своём, пчелином языке; и именно фраза Пчелы стала пословицей:Но утешаюсь тем, на наши смотря соты,Что в них и моего хоть капля мёду есть.

Из басни «Синица» в язык вошла опять-таки не «мораль» («Примолвить к речи здесь годится, / Но ничьего не трогая лица: Что делом, не сведя конца, / Не надобно хвалиться»), а другое: Наделала Синица славы,А море не зажгла.Роль «морали» в басне Крылова вообще представляется несколько загадочной и двусмысленной, и потому требует особого разговора.

Басня − один из самых древних литературных жанров − по своей природе находится на границе между искусством и не-искусством; не случайно с анализа басни начинаются многие труды по эстетике. Обычно считается, что первые басни – это конкретные случаи из жизни, которыми некогда в древности ораторы подкрепляли смысл своих речей.

Согласно правилам, басня должна состоять из «морали» и «рассказа» − из поучения и изображения; басня постоянно колеблется между откровенным поучением (а прямое поучение, в сущности, лежит за пределами искусства) и искусством − попыткой создать особенный образ мира.

История культуры знает два типа басни: если преобладает поучение, перед нами прозаическая басня; если изображение, рассказ – поэтическая. «Мораль» претендует на роль вывода, итога, на то, чтобы окончательно разъяснить смысл предложенной истории. И в то же время всякому читателю видно, что смысл крыловских басен явно богаче, чем смысл их морали.Доказывая это, психолог Л.С. Выготский напоминал басню «Синица»: «Басня совершенно не гармонирует с моралью, которой она кончается:

Примолвить к речи здесь годится,Но ничьего не трогая лица:Что делом, не сведя конца,Не надобно хвалиться. этого никак не следует из басни. Синица затеяла такое дело, в котором она не только не свела конца, но и не могла начать начала.

И совершенно ясно, что смысл этого образа − синица хочет зажечь море − заключается вовсе не в том, что синица похвасталась, не доведя дело до конца, а в самой грандиозной невозможности того предприятия, которое она затеяла. Самые слова «сжечь море» указывают на то внутреннее противоречие, которое заключено в этой басне.

Каким-то незаметным для нас громоотводом молния нашей насмешки отводится с самой синицы и поражает − кого же? − конечно, всех тех зверей, которые шептали друг другу: «Вот закипит, вот тотчас загорится» и которые с ложками явились к берегам».В истории искусства существовал особый вид образа – аллегория.

Аллегория – это такое иносказание, в котором каждая деталь не самоценна, а подчинена общей задаче. Аллегория может быть расшифрована целиком, как ребус. В литературе нового времени найти примеры аллегорий достаточно трудно, аллегорическое мышление в литературе – свойство достаточно отдаленных от нас эпох (примерно до XVII века включительно).

Литература Нового времени стремится использовать не аллегорические, а символические, то есть многозначные образы, допускающие множество толкований.

Басни Крылова – не аллегории, потому что нельзя объяснить, что означают, например, те ложки, с которыми звери явились к берегам. Можно объяснить только, зачем в басне эти ложки – чтобы сделать картинку еще более зримой и смешной. И все-таки зачем же тогда «мораль»?В европейской литературе Нового времени создателем поэтической басни был француз Лафонтен (XVII в.

) − он придал басне личностную окраску, ввел в неё образ автора. Именно Лафонтена много переводил Крылов. Вяземский выразительно сопоставлял творческую манеру Крылова с манерой И.И. Дмитриева: «Дмитриев пишет басни свои; Крылов их рассказывает». Крылов в «морали» не просто говорит, а иногда намеренно «забалтывается». «Мораль» как раз предназначена для того, чтобы создать образ рассказчика.

Характерный пример − «Плотичка»:

Хоть я и не пророк,Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьется,Пророчество почти всегда мне удается,Что крылышки сожжет мой мотылёк.

Вот, милый друг, тебе сравненье и урок:Он и для взрослого хорош и для ребенка,Ужли вся басня тут? − ты спросишь; погоди,Нет, это только побасенка,А басня будет впереди,И к ней я наперед скажу нравоученье.

Поучающий в сатирической прозе XVIII века поучал, так сказать, наивно, не опасаясь, что может надоесть; в поэзии XIX века, у Крылова, сама склонность поучать становится предметом изображения, «дедушка Крылов» нарочно принимает учительный тон, «изображает» важного учителя.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Источник: https://mykonspekts.ru/1-129886.html

Плотичка — басня Ивана Андреевича Крылова

Хоть я и не пророк,

Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьется,

Пророчество почти всегда мне удается:

Что крылышки сожжет мой мотылек.

Вот, милый друг, тебе сравненье и урок:

Он и для взрослого хорош и для ребенка.

Ужли вся басня тут? – ты спросишь; погоди,

Нет, это только побасенка,

А басня будет впереди,

И к ней я наперед скажу нравоученье.

Вот вижу новое в глазах твоих сомненье:

Сначала краткости, теперь уж ты

Боишься длинноты.

Что ж делать, милый друг: возьми терпенье!

Я сам того ж боюсь.

Но как же быть? Теперь я старе становлюсь:

Погода к осени дождливей,

А люди к старости болтливей.

Но чтобы дела мне не выпустить из глаз,

То выслушай: слыхал я много раз,

Что легкие проступки ставя в малость,

В них извинить себя хотят

И говорят:

За что винить тут? это шалость;

Но эта шалость нам к паденью первый шаг:

Она становится привычкой, после – страстью

И, увлекая нас в порок с гигантской властью,

Нам не дает опомниться никак.

Чтобы тебе живей представить,

Как на себя надеянность вредна,

Позволь мне басенкой себя ты позабавить;

Теперь из-под пера сама идет она

И может с пользою тебя наставить.
 

Не помню у какой реки,

Злодеи царства водяного,

Приют имели рыбаки.

В воде, поблизости у берега крутого,

Плотичка резвая жила.

Проворна и притом лукава,

Не боязливого была Плотичка нрава:

Вкруг удочек она вертелась, как юла,

И часто с ней рыбак свой промысл клял с досады.

Когда за пожданье он, в чаянье награды,

Закинет уду, глаз не сводит с поплавка;

Вот, думает, взяла! в нем сердце встрепенется;

Взмахнет он удой: глядь, крючок без червяка;

Плутовка, кажется, над рыбаком смеется,

Сорвет приманку, увернется

И, хоть ты что, обманет рыбака.

“Послушай, – говорит другая ей Плотица, –

Не сдобровать тебе, сестрица!

Иль мало места здесь в воде,

Что ты всегда вкруг удочек вертишься?

Боюсь я: скоро ты с рекой у нас простишься.

Чем ближе к удочкам, тем ближе и к беде.

Сегодня удалось, а завтра – кто порука?”

Но глупым, что глухим разумные слова.

“Вот, – говорит моя Плотва, –

Ведь я не близорука!

Хоть хитры рыбаки, но страх пустой ты брось:

Я вижу хитрость их насквозь.

Вот видишь уду! Вон закинута другая!

Ах вот еще, еще! Смотри же, дорогая,

Как хитрецов я проведу!” –

И к удочкам стрелой пустилась:

Рванула с той, с другой, на третьей зацепилась,

И, ах, попалася в беду!

Тут поздно, бедная, узнала,

Что лучше бы бежать опасности сначала.  

Читать другие басни Крылова. Список произведений

Источник: https://1-3.su/archives/8383

Плотичка — басня Крылова

Хоть я и не пророк,

Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьется,

Пророчество почти всегда мне удается:

Что крылышки сожжет мой мотылек.

Вот, милый друг, тебе сравненье и урок:

Он и для взрослого хорош и для ребенка.

Ужли вся басня тут? — ты спросишь; погоди,

Нет, это только побасенка,

А басня будет впереди,

И к ней я наперед скажу нравоученье.

Вот вижу новое в глазах твоих сомненье:

Сначала краткости, теперь уж ты

Боишься длинноты.

Что ж делать, милый друг: возьми терпенье!

Я сам того ж боюсь.

Но как же быть? Теперь я старе становлюсь:

Погода к осени дождливей,

А люди к старости болтливей.

Но чтобы дела мне не выпустить из глаз,

То выслушай: слыхал я много раз,

Что легкие проступки ставя в малость,

В них извинить себя хотят

И говорят:

За что винить тут? это шалость;

Но эта шалость нам к паденью первый шаг:

Она становится привычкой, после — страстью

И, увлекая нас в порок с гигантской властью,

Нам не дает опомниться никак.

Чтобы тебе живей представить,

Как на себя надеянность вредна,

Позволь мне басенкой себя ты позабавить;

Теперь из-под пера сама идет она

И может с пользою тебя наставить.

——

Не помню у какой реки,

Злодеи царства водяного,

Приют имели рыбаки.

В воде, поблизости у берега крутого,

Плотичка резвая жила.

Проворна и притом лукава,

Не боязливого была Плотичка нрава:

Вкруг удочек она вертелась, как юла,

И часто с ней рыбак свой промысл клял с досады.

Когда за пожданье он, в чаянье награды,

Закинет уду, глаз не сводит с поплавка;

Вот, думает, взяла! в нем сердце встрепенется;

Взмахнет он удой: глядь, крючок без червяка;

Плутовка, кажется, над рыбаком смеется,

Сорвет приманку, увернется

И, хоть ты что, обманет рыбака.

«Послушай, — говорит другая ей Плотица, —

Не сдобровать тебе, сестрица!

Иль мало места здесь в воде,

Что ты всегда вкруг удочек вертишься?

Боюсь я: скоро ты с рекой у нас простишься.

Чем ближе к удочкам, тем ближе и к беде.

Сегодня удалось, а завтра — кто порука?»

Но глупым, что глухим разумные слова.

«Вот, — говорит моя Плотва, —

Ведь я не близорука!

Хоть хитры рыбаки, но страх пустой ты брось:

Я вижу хитрость их насквозь.

Вот видишь уду! Вон закинута другая!

Ах вот еще, еще! Смотри же, дорогая,

Как хитрецов я проведу!» —

И к удочкам стрелой пустилась:

Рванула с той, с другой, на третьей зацепилась,

И, ах, попалася в беду!

Тут поздно, бедная, узнала,

Что лучше бы бежать опасности сначала.

Источник: https://papinsait.ru/plotichka-basnja-krylova/

Плотичка

Плотичка

Хоть я и не пророк,

Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьётся,

Пророчество почти всегда мне удаётся:

Что крылышки сожжёт мой мотылёк.

Вот, милый друг, тебе сравненье и урок:

Он и для взрослого хорош и для ребёнка.

Ужли вся басня тут?  ты спросишь; погоди,

Нет, это только побасёнка,

А басня будет впереди,

И к ней я наперёд скажу нравоученье.

Вот вижу новое в глазах твоих сомненье:

Сначала краткости, теперь уж ты

Боишься длинноты.

Что ж делать, милый друг: возьми терпенье!

Я сам того ж боюсь.

Но как же быть? Теперь я старе становлюсь:

Погода к осени дождливей,

А люди к старости болтливей.

Но чтобы дела мне не выпустить из глаз,

То выслушай: слыхал я много раз,

Что лёгкие проступки ставя в малость,

В них извинить себя хотят

И говорят:

За что винить тут? это шалость;

Но эта шалость нам к паденью первый шаг:

Она становится привычкой, после – страстью,

И, увлекая нас в порок с гигантской властью,

Нам не даёт опомниться никак.

Чтобы тебе живей представить,

Как на себя надеянность вредна,

Позволь мне басенкой себя ты позабавить;

Теперь из-под пера сама идёт она,

И может с пользою тебя наставить.

Не помню у какой реки,

Злодеи царства водяного,

Приют имели рыбаки.

В воде, поблизости у берега крутого,

Плотичка резвая жила.

Проворна и притом лукава,

Не боязливого была Плотичка нрава:

Вкруг удочек она вертелась, как юла,

И часто с ней рыбак свой промысл клял с досады.

Когда за пожданье он, в чаянье награды,

Закинет уду, глаз не сводит с поплавка;

Вот, думает, взяла! в нём сердце встрепенётся;

Взмахнёт он удой: глядь, крючок без червяка;

Плутовка, кажется, над рыбаком смеётся,

Сорвёт приманку, увернётся,

И, хоть ты что, обманет рыбака.

«Послушай»,  говорит другая ей Плотица:

«Не сдобровать тебе, сестрица!

Иль мало места здесь в воде,

Что ты всегда вкруг удочек вертишься?

Боюсь я: скоро ты с рекой у нас простишься.

Чем ближе к удочкам, тем ближе и к беде.

Сегодня удалось, а завтра – кто порука?»

Но глупым, что глухим разумные слова.

«Вот»,  говорит моя Плотва:

«Ведь я не близорука!

Хоть хитры рыбаки, но страх пустой ты брось:

Я вижу хитрость их насквозь.

Вот видишь уду! Вон закинута другая!

Ах вот ещё, ещё! Смотри же, дорогая,

Как хитрецов я проведу!»

И к удочкам стрелой пустилась:

Рванула с той, с другой, на третьей зацепилась,

И, ах, попалася в беду!

Тут поздно, бедная, узнала,

Что лучше бы бежать опасности сначала.

Пліточка 

Хоч я і не пророк,

Та як метелика, що біля свічки в’ється,

Побачу, то мені пророцтво удається:

Обпалить крильця він в найближчий строк.

Це приклад, друже мій, для тебе і урок:

Усім би згадувать про нього хоч і зрідка.

Невже вся байка тут? — спитаєш; відповім:

Ні, це ще тільки приповідка,

А байка буде вслід за цим,

І я мораль її заздалегідь розкрию.

Та сумнів твій новий я добре розумію:

Боявсь короткості, тепер же ти

Боїшся довготи.

Що ж, друже, потерпи і май надію!

Хоча не потаю,

Що я на старості базікалом стаю;

Густішають на осінь тучі,

А сиві люди — балакучі.

Але щоб не забуть важливих дуже справ,

Ти вислухай: я від людей чував,

Що, забуваючи малі провини,

За них себе прощає всяк

І каже так:

Це ж пустощі, як у дитини!

Та до падіння нас ті пустощі ведуть,

Стають нам звичкою, а далі, крок по кроку,

Зростають пристрасно і тягнуть до пороку,

І ми ступаємо на згубну путь.

Щоб ясно міг ти уявити,

Чим самопевність нам бува страшна,

Дозволь мені себе ти байкою розважить.

Тепер із-під пера сама іде вона,

І може стать в пригоді, як то кажуть.

Колись на березі ріки,

Гроза для царства водяного,

Притулок мали рибаки.

В воді, близесенько від берега крутого,

Весела Пліточка жила.

Моторна і на вдачу гриста.

Не боязка була та Пліточка сріблиста:

Круг вудочок вона крутилась, як бджола,

Отож не раз її, а з нею й чисті води.

Рибалка гнівно кляв, бо, ждавши нагороди

За довгий свій терпець, очей від поплавка

Не відриваючи, вже думав: О! береться!

Взялася! — Що ж? Смикнув — гачок без

черв’яка.

Пустунка, річ ясна, із рибака сміється,

Наживку з’їла, далі в’ється,

І, хоч би що, одурить рибака.

«Послухай,- каже їй Краснопірка-сестриця, —

Таке, їй-богу, не годиться!

Чи ж мало є тобі води,

Що ти все крутишся поміж вудками?

Боюсь, що скоро ти розлучишся із нами,

Що ближче до вудок, то ближче до біди.

Чи вийде завтра так, як пощастило вчора?»

Та умовлять дурних — це ж діло-бо пусте!

«Ет! — каже Пліточка на те, —

Чи я ж короткозора?

Хоч хитрі рибаки, але відкинь ти страх!

Читаю все я в їх очах.

Он бачиш вудку? Он і друга там, сестриці!

А он іще, іще! Тепер лише дивіться,

Свою вам спритність доведу!»

І круг вудок заметушилась;

Рвонула там і там, на третій зачепилась

І, ах, потрапила в біду!

Далось запізно їй дізнати,

Що краще б небезпек раніше уникати.

Переклад Максима Рильського

Источник: https://www.malyshu.com/razvlecheniya/plotichka/

Плотичка

Хоть я и не пророк,

Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьется,

Пророчество почти всегда мне удается:

Что крылышки сожжет мой мотылек.

Вот, милый друг, тебе сравненье и урок:

Он и для взрослого хорош и для ребенка.

Ужли вся басня тут? – ты спросишь; погоди,

Нет, это только побасенка,

А басня будет впереди,

И к ней я наперед скажу нравоученье.

Вот вижу новое в глазах твоих сомненье:

Сначала краткости, теперь уж ты

Боишься длинноты.

Что ж делать, милый друг: возьми терпенье!

Я сам того ж боюсь.

Но как же быть? Теперь я старе становлюсь:

Погода к осени дождливей,

А люди к старости болтливей.

Но чтобы дела мне не выпустить из глаз,

То выслушай: слыхал я много раз,

Что легкие проступки ставя в малость,

В них извинить себя хотят

И говорят:

За что винить тут? это шалость;

Но эта шалость нам к паденью первый шаг:

Она становится привычкой, после – страстью

И, увлекая нас в порок с гигантской властью,

Нам не дает опомниться никак.

Чтобы тебе живей представить,

Как на себя надеянность вредна,

Позволь мне басенкой себя ты позабавить;

Теперь из-под пера сама идет она

И может с пользою тебя наставить.

—–

Не помню у какой реки,

Злодеи царства водяного,

Приют имели рыбаки.

В воде, поблизости у берега крутого,

Плотичка резвая жила.

Проворна и притом лукава,

Не боязливого была Плотичка нрава:

Вкруг удочек она вертелась, как юла,

И часто с ней рыбак свой промысл клял с досады.

Когда за пожданье он, в чаянье награды,

Закинет уду, глаз не сводит с поплавка;

Вот, думает, взяла! в нем сердце встрепенется;

Взмахнет он удой: глядь, крючок без червяка;

Плутовка, кажется, над рыбаком смеется,

Сорвет приманку, увернется

И, хоть ты что, обманет рыбака.

“Послушай, – говорит другая ей Плотица, –

Не сдобровать тебе, сестрица!

Иль мало места здесь в воде,

Что ты всегда вкруг удочек вертишься?

Боюсь я: скоро ты с рекой у нас простишься.

Чем ближе к удочкам, тем ближе и к беде.

Сегодня удалось, а завтра – кто порука?”

Но глупым, что глухим разумные слова.

“Вот, – говорит моя Плотва, –

Ведь я не близорука!

Хоть хитры рыбаки, но страх пустой ты брось:

Я вижу хитрость их насквозь.

Вот видишь уду! Вон закинута другая!

Ах вот еще, еще! Смотри же, дорогая,

Как хитрецов я проведу!” –

И к удочкам стрелой пустилась:

Рванула с той, с другой, на третьей зацепилась,

И, ах, попалася в беду!

Тут поздно, бедная, узнала,

Что лучше бы бежать опасности сначала.

Источник: https://vseskazki.su/avtorskie-skazki/basni-krilova-ivana/plotichka-chitat.html

Языковые особенности басен И.А. Крылова

всего этого нужен особо точный, выразительный, конкретный язык. И его создал Крылов – баснописец.

Конкретность языка, точность описаний в басне нужны не только для характеристики персонажей.

Если, например, волк был не описан так, что точь-в-точь получился бы живой волк (хищное животное из семейства собачьих), он не годился бы для басни: ведь нужен не настоящий волк, а иносказательный, такой, который ассоциировался бы с человеком.

Поэтому вся конкретность характеристик, их выразительности, картинности, жизненная меткость у Крылова перенесены на изображение движения, действия. Движение у него живописно, образно, выразительно, динамично.

Вот рассказ о рыбаке:

…он, в чаянье награды, Закинет уду, глаз не сводит с поплавка; Вот, думает взяла! В нем сердце

встрепенется,

Взмахнет он удой: глядь – крючок

без червяка;

Плутовка, кажется, над рыбкой смеется,

Сорвет приманку, увернется

И, хоть ты что, обманет рыбака.

(Плотичка)

Чувствуете, как увертливы последние строки?

Всюду торжествует динамичность, точный и меткий глагол. Глагольно, с помощью действия, рисует Крылов взаимоотношения персонажей. Вот как изображено отношение Лягушек к их Царю:

Царь этот был осиновый чурбан.

Сначала, чтя его особу превысоку,

Не смеет подступить из подданных никто:

Со страхом на него глядят они, и то

Украдкой, издали, сквозь аир и осоку;

Но так как в свете чуда нет,

К которому не пригляделся свет,

То и они сперва от страху отдохнули,

Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули:

Сперва перед Царем ничком;

А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком;

Дай попытаться сесть с ним рядом;

А там, которые еще поудалей,

К Царю садятся уж и задом.

Царь терпит все по милости своей.

Немного погодя, посмотришь, кто захочет,

Тот на него вскочит.

(Лягушки, просящие Царя)

Умение рисовать действие особенно пригодилось Крылову для изображения речи героев. Речь – тоже действие. Его герои говорят самым естественным, самым живым языком, крайне активным, крайне действенным. Они действуют с помощью речи. Вспомните хотя бы Демьянову уху.

Стихи Крылова выразительны в самом своем звучании. О басне Лягушки, просящие Царя В.А.Жуковский писал, что предметы представлены поэтом так живо, что они кажутся присутственными Например:

Что ходенем пошло трясинно государство…

Со всех лягушки ног

В испуге пометались,

Кто как успел, куда кто мог…

В последнем стихе, напротив, красота состоит в искусном соединении односложных слов, которые представляют скачки и прыганье.Действительно, понаблюдайте, что делает ваш язык, когда вы произносите последний стих. Его движения представляют копию лягушиного скаканья.

Звук, артикуляции сами процессуальны. Они – действие и его результат. И не удивительно, что Крылов, пристрастный к действию, привлек и звук для изображения действия (10, с. 136).

Динамичность описаний у Крылова, их живая картинность, наблюдательность поэта заставляли читателя верить басенному рассказу и разгадывать его реальный источник. Недаром Крылова считают предвестником реализма а России. Академик В.В.

Виноградов, вероятно, прав, когда он говорит, что реалистические тенденции в литературе требуют определенного уровня развития языка – и общенационального, и языка самой художественной литературы.

Реалистические образы в баснях Крылова могли возникнуть только потому, что поэтом был создан поэтический язык, позволивший воплотить этим тенденциям реализма. Нам нужна действительность, глагольность, активность слов из басен Крылова: мы ими воздействуем на собеседника.

II РОЛЬ И.А. КРЫЛОВА В ДЕМОКРАТИЗАЦИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

2.1 Всенародная слава И.А.Крылова – баснописца

Всенародная слава, столь быстро завоеванная Крыловым-баснописцем, свидетельствовало о том, что его басни знаменовали собой качественно новый этап в развитии русской литературы. Крылов впервые не только у нас, но и во всей мировой литературе, – говорит Д.Д.

Благой, – сумел превратить басню в подлинно реалистический жанр.

Глубоко народный по всему своему духу, по русскому уму баснописца, по его замечательному умению чисто по-русски видеть, воспринимать действительность и прямо русской кистью ее зарисовать, басни Крылова до предела народны и по совей форме, по самому своему художественному материалу – слову, языку.

Жизненность, правдивость изображения, которой достиг писатель в баснях, создается самыми разнообразными средствами. Прежде всего, Крылов доводит до совершенства естественность и выразительность разговорной интонации, которая определят весь строй басни. Иллюстрацией могут быть такие, например, строки из басни Заяц на ловле:

Ба, ты, косой, –

Кричат ему, пожаловал отколе?

Тебя никто на ловле не видал.

Среди употребляемых писателем слов предлагают разговорно- непринужденные, например, понатужить, слыть, соснуть и другие: Тут, выгнувши хребет и понотужа грудь (Обо

• Назад
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• Далее
• На последнюю страницу

Источник: https://geum.ru/doc/work/209139/20000.php