Андрей Платонов
Однажды в послевоенной школе где-то в Европе, грустную девочку попросили нарисовать на доске её дом.
Девочка стала пугливой ручкой выводить на доске рваные спирали какой-то безумной кардиограммы.
Круги и спирали походили на бледные лепестки адской розы, с шипами на призрачном стебельке рассветного луча.
Учитель и дети в ужасе наблюдали как девочка рисует на доске свой жуткий дом.
Оказалось, что несчастная девочка была узницей концлагеря, и колючая проволока, опоясывающая, сжимающая ласковое, голубое небо и милые деревья где-то вдалеке, была для неё родным домом.
Этой девочке повезло, её освободили советские солдаты…
В этом пронзительном военном рассказе Платонова повествуется о другой юной узнице концлагеря, на долю которой выпал весь ад жизни, ставший для неё домом.
Сожжённая с людьми тюрьма. Тёмные разводы сажи на стенах похожи на цветущие всполохи теней, замеревших в трагической позе, расплескав свои тёмные, дымные крылья над смертью невинных.
Открытые двери в камеры, словно ладони упавшего на колени ангела, прижавшего руки к лицу.
Пока ангел не смотрит, давайте перешагнём порог и войдём в одну из камер.
Вот, на стенах мы видим грустные следы и тени человеческой жизни : некто Семёнов, справляя свои именины, начертил на стене : Сижу в одиночке, голодный, 200 гр.
хлеба и литр баланды, вот тебе и пир богатый
Другой узник, чуть позже приписал к этому – обозначив судьбу Семёнова, : расстрелян. В другой камере, кто-то обращался к своей матери в грустных, почти пушкинских стихах.
Подписи под стихами нет. Зачем? Это послание в вечность, из вечности, а перед нею все равны.
Другой человек, некто Злов, вывел ногтем на стене : здесь был Злов
Так ещё в древности пилигримы оставляли подобные письмена на афинских развалинах и египетских пирамидах.
Эта надпись, эти тени слов – немое зеркало слова, удостоверяющего человека во мраке жизни, что он ещё существует : проведёт рукой в ночи по этим словам на стене, и кто-то из темноты робко прошепчет : я есть.
А вот другая, маленькая, словно бы смущающаяся самой себя грустная камера.
Ангел чуть отвёл ладонь, посмотрел в нашу сторону. Дверь закрылась, в муке скрыв бледное лицо.
Мы в камере. Справа от нас чья-то смущённая тень. Слева за окном, осыпающаяся, синяя тишина заходящего дня.
Разводы старой и влажной побелки на стене похожи на очертания каких-то неведомых стран и морей.
Пленные люди и даже их пленные тени, до сладкой муки в глазах всматривались в эти мёртвые, трагические миражи, уносясь в них душой, чертя на них свои имена, тени слов и надежды.
Присмотримся к надписи справа на стене : Мне хочется остаться жить. Жизнь – это рай, а жить нельзя, я умру! я Роза!
Этот невыносимый, пронзительный крик девушки, замеревший навек на стене среди мёртвых просторов морей и стран, похож на крик самой жизни, пленённой души, перед вековечным абсурдом и ужасом мира.
Борис Косульников – девушка Роза
Так в древнем Вавилоне на пире царя Валтасара незримая рука начертала на стене огненные слова : Мене, Текел, Фарес.
Вавилон пал, ибо был взвешен, исчислен и признан лёгким, призрачным.
Сколько весит душа? 21 гр.
Сколько весит бутон розы? 21 гр.
Девушка Роза, девушка-душа…Совсем ещё юная русская девчонка, оторванная от любимого, жизни и солнца…
Сколько весили твои поцелуи, милая Роза, алыми мотыльками опадающих лепестков реющих вокруг любимого, которого ты видела во сне, улыбаясь?
Облака цветут и клубятся тихим огнём на заре.
Вот на стебле последнего, сладко покачнувшегося луча остро сверкнули шипы первых звёзд.
Камера освещена призрачным светом. Солнце, своею кровью что-то выводит на стене на непонятном для людей языке.
Под стеной спит юная девушка Роза, мило улыбаясь во сне.
Над ней стоит немецкий солдат : он поработил, умертвил многие страны, моря, поработил её жизнь и тело… но не душу. Душа свободна и легка, она улыбается чему-то во сне.
Немец не может вынести этого робкого бунта души.
Страдание женщины на войне – осязаемый, зримый абсурд и ад, забирающий жизнь у той, кто даёт эту жизнь.
Роза – мученица даже среди мучениц, умиравшая и воскресавшая множество раз для новой смерти и новой жизни, всё также похожей на смерть…
Жизнь и смерть для девушки потеряли границы.
Роза ветров темно доцветает в глубине неба, роняя на Землю лепестки орбит, планет…
Мир несётся к чертям среди звёзд.
Над девушкой проводят опыты мастера с того света, словно бы “того света” нет, или есть, но в нём, словно в жутком сне Свидригайлова из “ПиН” Достоевского, одни лишь тёмные пауки.
Роза – простая русская девчонка, полная жизни, надежд на будущее, стала живым символом надежды на Земле : словно бы роза-заря расцвела среди пустыни звёздной ада.
Человека, страну, жизнь, хотели принудить жить вполжизни, вполсердца : жить шёпотом! Но девчонка выстояла, не сломилась.
Платонов углубляет мысль Достоевского о Великом Инквизиторе и власти : если человека убить один раз, то властвовать над ним уже нельзя, а без господства жить неинтересно : нужно, чтобы человек существовал при тебе, вполжизни
Впрочем, к этому стремились политические и религиозные Инквизиторы всех времён, само зло : приручить человека, его мятежную судьбу, убив – покалечив, – в нём бога, любовь и надежду, низведя сердце и судьбу до штиля существования, до проволочной ниточки сердцебиения.
И не случайно Платонов в самом начале обозначил фамилии Семёнова, Злова и безымянного, с его есенино-пушкинскими стихами о матери.
Семёнов – мужское семя жизни, словно мёртвое, немое зерно-звезда, ушло в безжизненный чернозём ночи.
От человека остались лишь злоба на мир, его абсурд.
Но и злобы не стало, ничего не стало : так, блеснула робко красота стихов о матери, природе, море… и погасла.
Но вот, среди ночи расцвела алой розой заря…
В некотором смысле, Платонов описывает русский апокриф нисхождения Богородицы в Ад.
Но здесь, ещё совсем юная девчонка сошла в ад, дабы стать матерью и надеждой для человека, человечества, и не случайно Платонов ярко очерчивает её силуэт, каким-то неземным, волшебным существом светящимся во тьме : она была так хороша, словно её нарочно выдумали тоскующие, грустные люди себе на радость и утешение
Тут сложный образ на стыке образа “Идиота” ( Князь-Христос”) Достоевского и поэмы Перси Шелли “Лаон и Цитна”, с её теневым образом женщины-Христа, умирающей и воскресающей женщины, искупающей грехи поругания всего нежного, цветущего на Земле, насилия над красотой, которая должна была спасти мир.
Какая нам разница, выдуман бог, или нет, если и красота, сама женщина, тоже словно бы выдуманы кем-то – быть может, в муке отчаяния в мире, оставленным богом, – но их тёплые касания мы ощущаем всей кожей искусства, жизни : я есмь, говорят они, а значит и ты есть, мир – есть.
Фашисты мучают Розу, насилуют красоту, делая из неё идиотку, полудурку, всем “в назидание”, дабы она жила вполжизни.
С этого момента Роза становится похожа на цветаевскую “музу”, раненой голубкой выпущенной на волю.
Ни грамот, ни праотцев,
Ни ясного сокола.
Идет — отрывается, —
Такая далекая!
Под смуглыми веками —
Пожар златокрылый.
Рукою обветренной
Взяла — и забыла.
Подол неподобранный,
Ошмёток оскаленный.
Не злая, не добрая,
А так себе: дальняя.
Не плачет, не сетует:
Рванул — так и милый!
Рукою обветренной
Дала — и забыла.
Забыла — и россыпью
Гортанною, клёкотом…
— Храни её, Господи,
Такую далекую!
Мир содрогнулся, искривился у неё за спиной тёмным росплеском ночи, шагаловскими мостами-радугами бледных крыльев, домов, нависших над ней изогнутыми, словно бы заломившими руки, облаками.
Так ангелы и дети видят безумие и боль мира, ад войны : явления жизни, сердца и звёзды сходят со своих орбит, роняя лепестки бледных орбит и зорь на грустную Землю.
Мир гаснет, и сердце в ужасе удивления замирает перед каждым явлением и мигом, несущихся в мёртвом пространстве, темно касаясь сердца со всех сторон.
Уже не мужчина, блуждающий в кафкианских лабиринтах одного мучительного сна, одного дня, но женщина, во всём обнажении судьбы и сердца, блуждает босиком в холодных и мрачных лабиринтах паутиной протянувшихся улиц, с дрожащими каплями бледных фонарей на этих паутинах.
Это ужаснее прирученного кафкианского ада, ибо насилие срослось с душой, судьбой, и снова может исподтишка полыхнуть-наброситься из за угла, ибо даже умерев, нельзя выбраться из этого ада, нельзя проснуться : снова воскреснешь в этом аду.
Есть лишь одна надежда… Небо плещется тихими, голубыми волнами, с тёмной, солнечной рябью перелётных птиц.
Источник: https://www.livelib.ru/author/14008/reviews-andrej-platonov
Отзывы на книги автора Андрей Платонов
Эта невероятная повесть повергла меня в замешательство. Я прочитал, но не понял ее. Точнее, понял, что читать «Котлован», будто ходить по заколдованному лесу, всегда нужно быть начеку, немножко зазеваешься, расслабишься, и вот – ты уже шагаешь по ложной тропинке поверхностной интерпретации.
Платонов как будто хочет, чтобы его не поняли, хочет остаться одиноким, на самом дне своего разочарования. Ведь книга именно о разочаровании. Где-то я слышал, что в «Котловане» он, мол, высмеивает советскую власть. О, нет! Только не он. Может быть, чертенок Зощенко высмеивает, Булгаков высмеивает, но не Платонов. Боюсь, смеяться ему хотелось в последнюю очередь.
Платонов здесь дает нам панораму личной мировоззренческой трагедии. Ведь он так мечтал в ранних произведениях об индустриализации, о «золотом веке, сделанном из электричества», о технократическом счастье. Но потом он стал ощущать, что в этой жизни что-то не так, всё делали правильно, но где-то была допущена ошибка.
«Котлован» – не нытье диссидента, не причитание классового врага, а беспощадный взгляд автора на свое творение.
Представьте себе, что вы строите новый мир. Вы вооружены самой передовой теорией, у вас есть огромная страна и, наконец, вы вдохновлены святой идеей справедливости.
Вы ничего не хотите для себя, только для всех, и вам кажется, что нужно всего лишь расквитаться с гнусным наследием прошлого, и все будет хорошо. Потому что у них, правителей прошлого, не было передовой теории, они жили заблуждениями и суевериями, и они были, ко всему прочему, моральными уродами, потому что поощряли рабство и деспотизм. А мы – совсем другие.
Поэтому счастье практически неизбежно. Нужно только навалиться и создать предпосылки для нового мира. Все наваливаются, работают не щадя живота своего, но через десять лет энтузиазм самых честных строителей начинает ослабевать: сделаны первые ошибки от самонадеянности, пролито много крови, теория, оказывается, не дает сиюминутных благ.
Возникает предательская мысль, может быть, эти люди из проклятого прошлого в чем-то были правы, черт их дери! Но главное, что-то начинает происходить с личностью. Она умирает, а рождается коллектив… Примерно в такой момент, как мне кажется, встречают нас события «Котлована».
Герои революции никуда не деваются, они по-прежнему готовы к жертве и к труду, но энтузиазм их иссякает, им становится «скучно», ведь счастье, оказывается, не так просто построить. «Скучно» – вообще, одно из самых употребимых слов в повести. Кроме, конечно, канцеляризмов и пропагандистских словечек.
«Смотри, Чиклин, – говорит Вощев, правдоискатель «Котлована», – как колхоз идет на свете – скучно и босой… Христос тоже, наверное, ходил скучно, и в природе был ничтожный дождь».
Эта фантастическая фраза как будто продолжает блоковскую поэму «Двенадцать»:Впереди – с кровавым флагом Нежной поступью надвьюжной,Снежной россыпью жемчужной,В белом венчике из роз –Впереди – Исус Христос.
В 1918 году Христос русской революции шел с победой через вьюгу, в 1927 году он, тот же самый Христос, идет «скучно», через «ничтожный» дождь.
Разумеется, Платонов не противник коллективизации и индустриализации, не обличитель советской власти, просто смысл жизни, который был для него столь очевиден еще несколько лет назад, начал ускользать: «Неужели внутри всего света тоска, а только в нас в одних пятилетний план?»
Что касается позитивной программы, такое ощущение, что в период разочарования, «задумчивости среди общего темпа труда», Платонов возвращается к идеям Н.Ф. Федорова о бессмертии и воскрешении предков. И эти идеи начинают прорываться в текст: «Марксизм все сумеет.
Отчего ж тогда Ленин в Москве целым лежит? – говорит персонаж Жачев. – Он науку ждет – воскреснуть хочет». В контексте идей космиста Федорова, смерть Насти на котловане, которая, казалось бы, символизирует утрату будущего, не так безысходна. Напротив! Настя обязательно будет воскрешена для новой жизни.
Когда с помощью марксизма и науки, наконец, удастся построить Новый мир.
Источник: https://MyBook.ru/author/andrej-platonov/reviews/
О творчестве платонова
О творчестве платонова.
Слово о любимом писателе.
Познакомившись недавно с «прекрасным и яростным миром» платоновской прозы, я понял, что его творчество соответствует уровню надежд и тревог, взлетов и падений двадцатого века.
В его произведениях поставлены самые сложные проблемы нашей жизни. Главное для него – сохранить и сберечь на Земле жизнь. Писатель вступает в открытое сражение со всеми, кто хотел бы «низвести человека до уровня
«животного», размолоть человечество в империалистической войне, деморализовать и развратить его, ликвидировать все результаты исторической культуры ».
При его жизни критика объявила вредное влияние его произведений на читателя. По мнению сегодняшних литературоведов, Андрей Платонов – выдающий писатель.
Платонов писал свои произведения спокойно, «тихо», не стремясь вокруг себя никого перекричать. И как подлинный волшебник слова, перебиравший
«четки мудрости златой» / Пушкин/, вслушивался он не в звучание фраз, а в сложную мелодию, в тревожные вариации мысли.
Ежедневно, даже ежечасный труд осмысления мира настолько поглощал
Платонова, что он стыдился ярких, цветистых, но бездуховных слов, не наполненных смыслом.
Его перо не отдыхает на бесхитростных описаниях родных воронежских степей, хотя он не меньше Кольцова и Никитина любит родину, край свой молодости. Но об этой любви он говорит предельно сдержанно, заботливо.
Сиротство и нищета детских лет не убили в нем главное – душу ребенка.
Платонов напоминает каждому из нас, что Человек – твоё первое и, вероятно, всего главное имя.
Голос Платонова, слегка приглушенный, утомительно-печальный, уже в ранних рассказах покоряет бесконечной стыдливостью, сдержанностью, какой- то грустной кроткостью : «Он был когда-то нежным, печальным ребенком, любящим мать и родные плетни, и поле, и небо над всеми ими…
Ночью душа вырастала в мальчике, и томились в нём глубокие сонные силы, которые когда- то взорвутся и вновь сотворят мир. В нем цвела душа, как во всяком ребенке, в него входили тёмные, неудержимые страстные силы мира и превращались в человека. Это чудо, на которое любуется каждая мать каждый день в своем ребенке.
Мать спасет мир, потому что делает его «человеком» /Повесть
«Ямская слобода »/.
Как непривычно для двадцатых годов, среди резких, отрывистых фраз,
«лающих» интонаций и грубых жестов это слово Платонова!
Наверное, после А.П. Чехова не было в русской прозе художника, наделённого стыдливостью перед ложно-пафосным, громким словом.
А. Платонов – всегда мудрый собеседник, обращающий к отдельному человеку. Он весь не в отдалении, а у «человеческого сердца».
Мне хочется к портрету А. Платонов , образу его души взять эпиграфом слова Ф.И. Тютчева :
Ущерб, изнеможенье и во всём
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.
Это человек, не знавший экстаза театральности, яркого света слова. Он убежден в том, что чужого страдания и боли не бывает и потому всегда помнит о судьбах множества честных Макаров.
В тысяча девятьсот двадцать девятом году А. Платонов написал рассказ
«Усомнившийся Макар», который подвергся в начале тридцатых годов необъективной предвзятой критике. После гневного отзыва Сталина по поводу этого рассказа Платонов исчез из поля зрения читателей, уйдя на дно безвестности, нищеты и недугов, разделив судьбу тех людей, о которых писал в «Чевенгуре ».
Во время первой оттепели стали возможны публикации некоторых рассказов Андрея Платонова, но не «Котлована», «Чевенгура», « венильного моря ».
Эти произведения, изданные на Западе, возвращались на родину незаконно и в машинописи гуляли по стране.
И лишь в последние годы, когда мысль о том, что общечеловеческие ценности выше классовых интересов, перестала быть крамольной, началось реальное возвращение Платонова читателю.
Чем же было вызвано такое отношение к писателю ?В рассказе «Усомнившийся Макар» автор показал человека из самых низших слоёв общества.
«И видит он во сне страшного мёртвого идола – «научного человека», который стоит на огромной высоте и видит всё …. но не видит Макара, а
Макар идола разбивает».
Идея этого рассказа в том, что государственность народу враждебна.
Макар – это мечтатель, притворяющийся чудаком, умный и проницательный. Он страстно мечтает о Руси машинной, индустриальной.
Макар, приехав в столицу, обходя канцелярии и стройки, беседуя в ночлежном доме с пролетариатом, первым из платоновских героев сомневается в гуманистических ценностях революции, так как кругом царила демагогия, в «конторах заседали» «писчие стервы», мастера славословия и приписок.
И Макар Ганушкин, умный и проницательный человек, почувствовал, что в таких условиях в людях развивается безынициативность, пассивность, «бессмысленный страх перед казенной бумагой, резолюцией ».
И засомневался наш герой в правоте революционного дела. Его раздумья и «сомнения» были приняты за двусмысленность и анархизм. В них, мне кажется, Андрей Платонов выразил свои мысли, опережая время, решал вопросы борьбы с коррупцией, формализмом, бюрократизмом, единомыслием и безгласностью.
Естественно, что в то напряженное время, когда шла ликвидация кулачества как класса, Сталин расценил произведение А. Платонова с политической точки зрения как «идеологически двусмысленный и вредный рассказ», поэтому решив по-своему расправиться с писателем.
Прочитав рассказ, я ещё раз убедился в том, что Платонов так же, как и его Макар, не сомневается в планах индустриализации. Это исторически необходимо. За десять лет пройти путь, который другие страны проходили столетия – это поистине замечательно ! Иначе нельзя .
Писатель предупреждает лишь об опасности формализма, бедах бюрократического застоя, бездушия, заседательства. Эту опередившую всех позицию писателя никто понять не хотел.
Невольно вспоминаются повесть В. Распутина «Пожар» и роман В. Астафьева «Печальный детектив», в которых так же, как и в произведениях
Платонова, звучит тревога писателей о нравственном здоровье народа, об исчезающем милосердии, сочувствии, дружбе между людьми.
Я могу с уверенностью сказать, что платоновский Макар выступает как наш современник в борьбе со стихией коррупции, чинопочитания, парадных славословий.
Произведения Андрея Платонова помогают развивать в каждом из нас благородство, мужество и деятельный гуманизм в современной борьбе за мир.
Источник: https://diplomba.ru/work/98021
Андрей Платонов: биография и творчество
Искусство и развлечения 10 мая 2015
Знаменитый писатель Андрей Платонович Платонов родился в городе Воронеж 20 августа 1899 года (традиционно день его рождения отмечается 1 сентября по новому стилю). Платонов – это псевдоним, образованный от имени отца, а настоящая фамилия писателя – Климентов.
Пора испытаний
Тяжелое детство и нелегкая судьба – вот чем отличается от других писателей того периода Андрей Платонов.
Биография его не может состоять только из множества интересных фактов и событий по той причине, что жизнь его не была счастливой и вся была пронизана неприятностями и потерями. Ему посчастливилось не попасть в лагеря, однако за это он заплатил жизнью собственного сына.
Родительский дом
Андрей Платонович родился в семье железнодорожного слесаря и дочери часовщика. Он был самым старшим ребенком, после него друг за другом появились еще 9 братьев и сестер, которых Платонов оберегал, как мог.
Сначала писатель учился в приходской школе при церкви, но в 15 лет все бросил и устроился на работу, так как средств в семье не хватало и родителям очень трудно было прокормить детей.
По словам самого писателя, он сменил множество мест, начиная от подсобного рабочего и заканчивая слесарем, так как у отца не хватало сил содержать дом, жену и 10 детей. Платонов считал своим долгом помочь всеми возможными способами своим родителям.
Видео по теме
Учеба и гражданская война
В 1918 году Платонов поступает учиться в железнодорожный политехникум города Воронежа, где учится с большим удовольствием, так как с детства он испытывает тягу к механизмам. Однако из-за революции учеба его затягивается до 1921 года. Через год после поступления Платонов уходит добровольцем на гражданскую войну, где сражается на стороне Красной Армии.
Даже в такое тяжелое военное время Платонов не покидает творческую стезю и работает в качестве военного корреспондента. Именно в этот период начинается становление его как настоящего писателя.
Появляются первые очерки, статьи в местных газетах и стихотворения, автором которых становится в будущем известный писатель Андрей Платонов.
Биография его как человека творческого может смело начинаться с этого момента.
Работа
После окончания войны Андрей Платонов возвращается в свой родной город Воронеж и продолжает учиться в политехническом институте, а затем успешно работает мелиоратором. Свою писательскую деятельность он совмещает с постоянной работой, что нисколько не отягощает его.
Жена и сын
В 1922 году Андрей Платонов берет в жены сельскую учительницу, которой посвящает два своих произведения – «Епифанские рассказы» и «Песчаная учительница». В этом же году у них рождается сын Платон. Однако судьба приготовила для писателя большое несчастье.
Андрей Платонов: биография и творчество для подрастающего поколения
Начиная с 12 лет, Андрей Платонович активно пишет стихотворения, что указывает на его творческую натуру. Когда писателю исполняется 22 года, выходит его первая книга «Электрификация», состоящая из очерков. В ней он сравнивает этот процесс с революцией.
Второй книгой является поэтический сборник «Голубая глубина». Несмотря на множество написанных стихотворений, имя Андрея Платонова все же ассоциируется больше с прозаическими произведениями. Одним из них становится собрание сочинений «Епифанские рассказы», которое содержит в себе все опубликованные ранее газетные и журнальные статьи.
Кем же был для современников Андрей Платонов? Биография указывает на то, что отношение к писателю было неоднозначным. Поначалу все написанные произведения Платонова получали одобрение и поддержку.
Даже Максим Горький отмечал большой талант Андрея Платоновича и сравнивал его манеру написания произведений с гоголевской. Он также советовал Платонову делать упор на комедии.
Однако из-под пера писателя вышло всего несколько произведений в этом жанре.
Позднее фортуна резко отворачивается от Платонова. После негативного отзыва Сталина цензура отклоняет все произведения автора. Писатель и его семья живут впроголодь. Помогают им лишь несколько преданных друзей.
Одними из самых известных произведений, написанных этим автором, являются повести «Чевенгур» и «Котлован», которые при жизни писателя не получили признания и были опубликованы уже после его смерти.
Великая Отечественная война
В 1942 году Платонов снова уходит на фронт. Это уже вторая война, в которой ему приходится участвовать. Там он работает корреспондентом в военной газете.
Затем в 1946 году он демобилизуется и с головой погружается в писательскую деятельность. В этот период он издает три своих сборника и один из самых знаменитых своих рассказов – «Возвращение». Однако критика вновь обрушивается на писателя, и снова его произведения перестают печататься.
Последние годы своей жизни Платонов проводит в состоянии крайней бедности. От безвыходности писатель обращается к изданию русских и башкирских народных сказок. Это помогает хоть как-то свести концы с концами.
Судьба
Андрей Платонов, краткая биография которого – свидетельство о множестве перенесенных испытаний, тем не менее никогда не изменял самому себе. Несмотря на тяжелую судьбу и гонения со стороны власти, его взгляды оставались неизменными.
Черная полоса жизни писателя началась с того момента, когда из-под его пера вышла повесть «Впрок», в которой он разоблачал колхозное строительство. Александр Фадеев, будучи главным редактором журнала «Красная новь», пошел на риск и опубликовал это произведение.
Повесть попала в руки Сталина и вызвала негативную реакцию. Фадеев, поняв, чем ему это грозит, быстро сменил свою точку зрения и написал обличающую статью, в которой как враг народа был представлен Андрей Платонов.
Биография писателя наполнена множеством тайн, которые стали проясняться уже после его смерти.
Из откровений современников понятно, что именно Фадеев был человеком, который пустил под откос всю жизнь Платонова. Именно он пропустил статью с подобным компрометирующим содержанием в печать.
Кроме того, Фадеев подчеркнул все места, которые могли повлечь впоследствии гнев Сталина, якобы для того, чтобы в типографии их удалили. Однако все вышло совершенно наоборот. При печати журнала все подчеркнутые мысли выделили жирным шрифтом и в таком виде положили на стол Сталину. Реакция последовала незамедлительно.
Фадеев сумел удержаться на своем месте, а вот для печатных изданий перестал существовать писатель Андрей Платонов. Краткая биография рассказывает о том, что самого писателя не тронули, однако отправили в лагеря его единственного и любимого сына за антисоветскую агитацию.
Освободившись только при помощи некоторых влиятельных друзей семьи, Платон, наконец, вернулся домой, к несчастью, уже смертельно больной туберкулезом. Он умер на руках у отца.
Считается, что именно от сына Платонов заразился смертельной болезнью легких. Это произошло потому, что писатель, словно в каком-то бреду, целовал мальчика в губы.
В 1951 году в Москве Андрей Платонов умер. Долгое время после смерти писателя его любимая жена всеми силами пыталась сохранить наследие, оставленное им при жизни.
Именно благодаря ей нам стали доступны некоторые произведения. После смерти супруги все заботы легли на плечи дочери Платонова Марии.
Она достойно справилась с поставленной перед ней нелегкой задачей и сохранила все бесценные произведения автора.
Писатель, его жена, сын и дочь, которая умерла в 2005 году, лежат совсем рядом, под одним памятником.
Андрей Платонов: биография (краткое содержание) и особенности стиля
На уроках литературы в современной школе на изучение биографии писателя отводится в среднем один урок. Тем не менее для того чтобы охватить и прочувствовать весь материал о жизни Платонова, не хватит и недели. С одной стороны, бесконечно любящий отец и муж, а с другой – приземленный и реально видящий всю правду жизни человек – вот каким был писатель Андрей Платонов.
Биография его заслуживает особого внимания, это важно для более детального понимания и проникновения в самую суть, заложенную в его произведениях.
Платоновский стиль хорошо характеризует присущая только ему шероховатость лексики, особая атмосфера ежедневного, порой изнуряющего, но такого необходимого труда, жизнь рабочего человека в непрерывном взаимодействии с техникой и с природой.
Интересное из жизни писателя
Платонов, образование которого было довольно далеко от писательского творчества, тем не менее активно совмещал в себе обе эти наклонности. Он с большим удовольствием ходил каждый день на работу, так как считал, что труд жизненно необходим каждому человеку, в то же время не забывая о своем творческом предназначении.
Каким человеком был писатель Андрей Платонов, биография, интересные факты о его жизни – все это сегодня может узнать любой читатель, по-настоящему интересующийся его творчеством. Жаль, что совсем другой была ситуация в советские времена.
Изучение творчества писателя в школе
Знакомство с творчеством Андрея Платонова начинается еще в третьем классе с изучения его жизни и творчества. Именно на этом этапе своего обучения дети впервые слышат имя этого писателя. Биография Андрея Платонова для 3 класса хорошо изложена во всех общеобразовательных учебниках литературы, и для школьников не составляет особого труда ее усвоить.
В пятом классе ученики начинают читать русские народные сказки в пересказе Платонова. Все дети любят этот жанр, поэтому они с большим удовольствием продолжают изучать его творчество. Прежде чем выпустить свой сборник, Платонов лично встречается с самими рассказчиками, вследствие этого повествование ведется с особой любовью и внимательностью к слову.
Следующим этапом знакомства является чтение произведения «Волшебное кольцо». Это его авторская сказка.
Перед глазами учеников предстает совершенно иной Андрей Платонов. Краткая биография для детей написана без освещения всей жестокой правды его жизни. Он является не в образе обличителя серой действительности, а в образе доброго рассказчика.
В шестом классе дети знакомятся с рассказом Андрея Платонова «Корова». Он имеет глубоко философский и нравственный смысл, который трудно понять шестикласснику без помощи учителя. Поэтому урок по этому произведению проходит в несколько этапов, что позволяет ученику открыть для себя новые неизвестные грани творчества писателя.
Перед учениками седьмого класса стоит еще более тяжелая задача – понять и прочувствовать рассказ Андрея Платонова «Юшка». В этом произведении писатель раскрывает свою душу и сердце. Основная идея рассказа – значимость любви и человеческого добра.
Только к началу 10 класса ученики имеют возможность уже по-взрослому оценить, кто же такой Андрей Платонов. Биография для детей этого возраста изложена именно в таком виде, в каком она действительно существует.
Перед старшеклассниками предстает писатель-гражданин.
Дети в этом возрасте – уже практически сформировавшиеся личности, поэтому они могут понять, кем был Андрей Платонов, каким гонениям он подвергался и по какой причине.
Источник: https://monateka.com/article/127926/
Р. Поддубцев. Борьба за Андрея Платонова во второй половине 1930-х годов
Раздел: История идей
Страницы: 256-287
Автор: Р. Поддубцев
Author: R. Poddubtsev
Об авторе
Поддубцев Р. А., 1986, литературовед, кандидат филологических наук, преподаватель факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова. Сфера научных интересов – история литературы и журналистики конца XIX – первой половины XX века, теория литературы, литературная критика. Автор ряда статей по указанной проблематике.
Название: Борьба за Андрея Платонова во второй половине 1930-х годов
Title: Fighting for A. Platonov in the second half of the 1930s
Аннотация
В статье рассматривается дискуссия о творчестве А. Платонова, завязавшаяся во второй половине 1930-х годов между ведущими периодическими изданиями Советской России. Обосновывается слабость теоретической позиции сотрудников журнала «Литературный критик», пытавшихся взять под защиту опального писателя. Попутно выявляются особенности платоновской поэтики.
Summary
The article concentrates on the debate about Andrey Platonov’s writing, which began in the second half of the 1930s between Soviet Russia’s leading periodicals.
It establishes that The Literary Critic magazine (Literaturniy Kritik), which ventured to speak out in defence of the disgraced writer, failed to build a strong enough theoretical case.
The article also analyses Platonov’s writing techniques.
Ключевые слова / Keywords: А. Платонов, А. Гурвич, В. Ермилов, литературная судьба, 1930-е годы, СССР, «Литера-турный критик», «Красная новь», гуманизм, положительный герой, A. Platonov, A. Gurvich, V. Ermilov, writer’s destiny, 1930s, USSR, Literary Critic (Literaturniy Kritik), Krasnaya Nov’, humanism, positive hero
Фрагмент
После разгрома повести «Впрок» в 1931 году Андрей Платонов оказался, образно говоря, в информационном вакууме, из которого он выбрался только несколько лет спустя. В тяжелый момент писателя поддержал журнал «Литературный критик» (к нему прилагался двухнедельник «Литературное обозрение»).
Костяк редколлегии этого издания, основанного в 1933 году, составляли философы-марксисты Г. Лукач, М. Лифшиц, М. Розенталь и публицисты Е. Усиевич, И. Сац. «Литературный критик» соперничал с продолжателями рапповской линии в словесности. И. Сац, обозревая журнал «Красная новь» за 1934 год, одобрил напечатанный в нем платоновский рассказ «Такыр».
Впрочем, он не умолчал о скандальной истории с повестью «Впрок». В статье И. Саца есть три краеугольных тезиса. Первый: «Платонов далек от расплывчатого гуманизма. Его рассказ говорит о человечности раба как о великом залоге свободы, которую можно завоевать только суровой и беспощадной борьбой»[1].
Второй: «Недвусмысленность и определенность рассказа “Такыр” имеет для А. Платонова большое значение»[2]. Третий: «Если глубокий трагизм “Такыра” станет самоцелью и будет дальше развиваться в некий культ страдания, он неизбежно превратится в идейное декадентство»[3]. Статья И. Саца завершается предупреждением в духе передовиц «Правды».
Тем не менее критик создал прецедент. Он продемонстрировал, что платоновским произведениям можно публично давать высокую оценку.
Осенью 1935 года Платонов тщетно переделывал повесть «Джан»[4]. Ему по-прежнему приносила успех лишь малая проза. В январе 1936 года «Красная новь», рискуя навлечь на себя гнев партийных чиновников, напечатала сразу два рассказа писателя: «Нужная родина» (авторское название – «Глиняный дом в уездном саду») и «Третий сын»[5]. В.
Ермилов, главный редактор переживавшего кризис журнала, в письме к Платонову удовлетворенно заметил: «…твой рассказ в первом номере («Третий сын». – Р. П.) пользуется широкой популярностью»[6]. О новинках дружественно отозвался И. Сац в «Литературном обозрении».
Он провозгласил «Третьего сына» лучшей вещью январской книжки «Красной нови», а в «Нужной родине» наряду с достоинствами увидел «множество отдельных мыслей и неясных намеков, уводящих куда-то в сторону»[7].
Наличие в его рецензии туманных фраз позволило сотруднику журнала «Знамя» ехидно заметить: «Так и не узнаем мы, что преобладает у Андрея Платонова: понятность или непонятность»[8]. Кажется, И. Сац умышленно не коснулся существенных вопросов. 1936 год – время борьбы с формализмом. Поверхностность тогда была залогом безопасности.
В феврале и марте Платонов побывал на двух железнодорожных станциях – Красный Лиман и Медвежья Гора. Писатель встретился с героями-транспортниками Э. Цейтлиным и И. Федоровым. Они стали прототипами центральных персонажей платоновских рассказов «Бессмертие» и «Среди животных и растений».
Эти произведения предназначались для сборника «Люди железнодорожной державы», создававшегося по инициативе Л. Кагановича. Рассказ «Бессмертие», в котором изображена фигура наркома путей сообщения, быстро признали чуть ли не образцовым. 10 марта на общемосковском собрании писателей В. Ставский заявил: «Это не поденщина, а настоящая работа»[9].
Разумеется, секретаря ССП особенно впечатлил разговор начальника станции Красный Лиман Э. Цейтлина с Л. Кагановичем. В мае «Литературный критик» прокомментировал заявление В. Ставского: «О достоинствах и недостатках нового произведения А. Платонова читатель будет судить, когда оно будет напечатано. Сейчас мы отмечаем только то положительное, что А.
Платонов по-серьезному изучает жизнь советской страны»[10]. Весьма важная поправка. Несмотря на благоприятные отзывы, рассказ «Бессмертие» не сразу удалось опубликовать в солидном журнале, рассказ «Среди животных и растений» шел к читателю не менее тернистым путем[11]. Впервые оба текста в 1936 году появились в сокращенном виде на страницах двухнедельника «Колхозные ребята».
В четвертом номере – «Бессмертие» (под названием «Красный Лиман»), в двенадцатом – «Среди животных и растений» (под названием «Стрелочник»).
Год спустя обозреватель журнала «Детская литература» С. Злобин резонно указал на несоответствие упомянутых рассказов тематике «Колхозных ребят». Платонову приходилось отдавать тексты в узкоспециальные издания ввиду стесненного материального положения. Кстати, «Стрелочник» был напечатан без согласия писателя.
Финальный тезис С. Злобина несправедлив. Критик резюмирует: «…мы уверены, что при дальнейшем сближении с журналом Андрей Платонов даст для своих юных читателей произведения того высокого уровня, какого мы вправе от него ждать»[12]. Проблема заключалась не в уровне произведений, а в их недетской глубокомысленности.
13 июля 1936 года в Союзе писателей состоялось совещание, в ходе которого обсуждался рассказ «Среди животных и растений»[13]. Платонов на нем не присутствовал. Активное участие в дискуссии приняли, в частности, В. Шкловский, Я. Рыкачев (бывший рапповец), С. Пакентрейгер (выходец из группы «Перевал») и Ф. Левин (сотрудник журнала «Литературный критик»).
Это совещание отличалось немалой конструктивностью. Достаточно уже того, что В. Шкловский вразумительно объяснил, как «сделан» рассказ «Среди животных и растений»: «…берутся обычные слова, вставляются как курьез в текст и от этого изменяют свое значение. Таким образом, получается такой сдвинутый разговор, который на каждой фразе останавливает читателя»[14].
Истинность выведенной опоязовцем формулы подтверждается умозаключением Платонова, изложенным в 1941 году в рецензии на повесть В. Закруткина «Академик Плющов»: «…
читатель нуждается не в том, чтобы гладко и почти неощутимо воспринимать привычные фразы, а, наоборот, в том, чтобы ощущать в языке и в идеях автора сопротивление и брать их с борьбой; читатель желает увидеть в каждом произведении свежий, незнакомый, беспокоящий его и лучший мир, чем тот, в котором он уже существует сам по себе»[15]. Пожалуй, В.
Шкловский ближе всех подобрался к постижению платоновской поэтики. Однако и он порой делал поспешные выводы. По мнению опоязовца, метод, при помощи которого создан рассказ «Среди животных и растений», похож на творческий метод М. Зощенко. Неправомерность такого соотнесения обоснована в книге М. Чудаковой «Поэтика Михаила Зощенко».
Исследовательница подчеркивает: «Как бы “странно” ни звучали слова в прозе Платонова нет той дистанции между автором и его словом, которая неизбежна для Зощенко»[16]. И далее: «…строя авторское слово, он (Платонов. – Р. П.) не обращен, как Зощенко, вовне, к “языку улицы” (хотя пользуется и его элементами) – он черпает из каких-то внутренних ресурсов»[17].
Кстати, именно поэтому платоновскую прозу нельзя назвать сказовой. Отдельные тексты писателя и правда облечены в форму сказа, но в них отсутствует главное – установка на чужую речь. А значит, критики, поставившие знак равенства между Платоновым и «душевным бедняком» из повести «Впрок», были в известном смысле правы.
Литература
Сац И. Художественная проза в «Красной нови» (№№ 1-12 за 1934 г.) // Литературный критик. 1935. № 6.
Корниенко Н. В. Комментарий // Платонов А. П. Счастливая Москва: Роман, повесть, рассказы / Сост., подгот. текста, коммент. Н. В. Корниенко. М.: Время, 2011. С. 591-594.
Суровова Л. Ю. Рассказ «Третий сын» // Архив А. П. Платонова. Книга 1. Научное издание. М.: ИМЛИ РАН, 2009.
Платонов А. П. Усомнившийся Макар: Рассказы 1920-х годов. Стихотворения / Под ред. Н. М. Малыгиной. Вступ. ст. А. Битова. М.: Время, 2011.
Сац И. «Красная новь» № 1 // Литературное обозрение. 1936. № 4. С. 40.
[Б. п.] Еще о «Литературном обозрении» // Знамя. 1937. № 6.
Ставский В. [Вступительное слово на общемосковском собрании писателей] // Литературная газета. 1936. 15 марта.
К итогам дискуссии [Ред. статья] // Литературный критик. 1936. № 5.
Злобин С. О журнале «Колхозные ребята» // Детская литература. 1937. № 6.
Андрей Платонов: Воспоминания современников: Материалы к биографии: Сборник. М.: Современный писатель, 1994.
Платонов А. П. Фабрика литературы: Литературная критика, публицистика / Сост., коммент. Н. В. Корниенко. М.: Время, 2011..
Чудакова М. О. Поэтика Михаила Зощенко. М.: Наука, 1979.
О хороших рассказах и редакторской рутине [Ред. статья] // Литературный критик. 1936. № 8.
Корниенко Н. В. «Размышления читателя»: Николай Никитин – рецензент рассказа «Такыр» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 5. М.: ИМЛИ РАН, 2003.
Варламов А. Н. Андрей Платонов. М.: Молодая гвардия, 2011. (ЖЗЛ).
Человеков Ф. Лепящий улыбку // Литературное обозрение. 1936. № 18.
Платонов А. Семен // Красная новь. 1936. № 11.
Шошин В. А. Из писем к Андрею Платонову // Творчество Андрея Платонова: исследования и материалы. Библиография. СПб.: Наука, 1995.
Дроздов А. Выход в счастье / Литературная газета. 1937. 10 марта.
Ставский В. [Речь на IV пленуме Правления Союза писателей СССР] // Литературная газета. 1937. 20 марта.
Гринберг И. Мечта и счастье // Звезда. 1937. № 5.
Лаврова К. О реальном счастье героев В. Гроссмана // Красная новь. 1941. № 4.
Александров В. Частная жизнь // Литературный критик. 1937. № 3.
Лукач Г. Эммануил Левин // Литературное обозрение. 1937. № 19-20.
Лукач Г. Рассказ или описание? // Литературный критик. 1936. № 8.
Илюшин Б. Порочная философия // Комсомольская правда. 1937. 17 сентября.
Порочная критика [Ред. статья] // Литературный критик. 1937. № 9.
Костелянец Б. Фальшивый гуманизм // Звезда. 1938. № 1.
Аль. Галиматья Андрея Платонова // Вечерняя Москва. 1937. 29 сентября.
Геллер М. Я. Андрей Платонов в поисках счастья. М.: МИК, 2000.
Гурвич А. Андрей Платонов // Красная новь. 1937. № 10.
Иванова Л. А. Творчество А. Платонова в оценке советской критики 20-30-х годов // Творчество А. Платонова: Статьи и сообщения. Воронеж: Воронежский ун-т, 1970.
Платонов А. Возражение без самозащиты // Литературная газета. 1937. 20 декабря.
Гурвич А. Ответ тов. Платонову // Литературная газета. 1937. 26 декабря.
Суровова Л. Ю. Семейная трагедия Андрея Платонова (К истории следствия по делу Платона Платонова) // Архив А. П. Платонова. Книга 1. С. 620-659.
Нестор. Досадное однообразие // Литературная газета. 1938. 15 августа.
Бровман Г. Старое и новое в образе молодого человека // Знамя. 1938. № 10.
Эрлих А. «Новый мир» // Литературная газета. 1938. 20 августа.
Ермилов В. Заметки о нашей критике // Литературная газета. 1938. 20 сентября.
Усиевич Е. Разговор о герое // Литературный критик. 1938. № 9-10.
Перхин В. В. Русская литературная критика 1930-х годов: Критика и общественное сознание эпохи. СПб.: СПбГУ, 1997.
Усиевич Е. Литературное сегодня // Литературная газета. 1934. 26 января.
[Б. п.] Дневник критика // Литературный критик. 1938. № 9-10.
Ермилов В. Верно ли, что у нас «иллюстративная» литература? О взглядах «Литературного критика» // Литературная газета. 1938. 15 декабря.
[Б. п.] «Размышления читателя» // Вечерняя Москва. 1939. 27 августа.
Корниенко Н. В. История одной «погибшей книги» // Архив А. П. Платонова. Книга 1. С. 660-672.
Бондарин С. Темы и факты // Литературная газета. 1938. 5 декабря.
Гончаров В., Нехотин В. Андрей Платонов в документах ОГПУ – НКВД – НКГБ. 1930 – 1945 // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 4. М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000.
Львов И. Рец. на кн.: Гурвич А. В поисках героя. Статьи. М.: Искусство, 1938 // Искусство и жизнь. 1938. № 11-12.
Громов П. О книге А. Гурвича «В поисках героя» // Звезда. 1939. № 2.
Друзин В. Заметки о критике // Резец. 1939. № 13-14.
Ленобль Г. Три статьи Е. Усиевич // Новый мир. 1939. № 8.
Бялик Б. Героическое дело требует героического слова // Резец. 1939. № 21-22.
Левин Ф. «В поисках героя» // Литературное обозрение. 1939. № 7. С. 53.
На заседании Президиума ССП с активом // Литературная газета. 1939. 26 апреля.
На заседании Президиума ССП с активом // Литературная газета. 1939. 6 мая.
Ермилов В. О вредных взглядах «Литературного критика» // Литературная газета. 1939. 10 сентября.
Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917 – 1953. М.: МФД, 2002.
Галушкин А. Ю. Андрей Платонов – И. В. Сталин – «Литературный критик» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4.
Гурвич А. Чувство времени // Литературная газета. 1940. 5 января.
О вредных взглядах «Литературного критика» [Ред. статья] // Красная новь. 1940. № 4.
Гальперина Е. Без тумана // Литературная газета. 1940. 26 февраля.
Кирпотин В. История и современность // Литературная газета. 1940. 5 марта.
Ермилов В. Г. Лукач и советская литература // Литературная газета. 1940. 5 марта.
Источник: https://voplit.ru/main/index.php/archive/extract/2015/2015-5/2015-5-150?y=2015&n=5&a=2015-5-150&p=f
Творчество Андрея Платонова | Наука и лженаука: где грань?
Было ли творчество Платонова художественной вивисекцией большевизма?
(Для справки: Вивисекция, от лат. «живосечение» – рассечение живого организма с целью его изучения или исследования причин заболевания).
Платонов был неотъемлемой частицей общества в котором жил. Вчитайтесь в его слова:
«Истина всегда в форме лжи; это самозащита истины и её проходят все».
«Истинного себя я никогда не показывал. И едва ли когда-нибудь покажу».
Здесь ни убавить, ни прибавить. Здесь подумать.
Во времена власти, которую называют советской, Платонова замалчивали. Теперь Платонова все наперебой восхваляют, коммунисты и антикоммунисты тянут к себе, клерикалы и атеисты – к себе, азиопы, пардон, евразийцы – к себе. Широкие массы внемлют, причем чаще всего не вдаваясь в подробности и чтение.
Вокруг имени и творчества Платона много лжи и путаницы. В эти дни в Воронеже проходит Международный платоновский фестиваль искусств, много самых разных выставок, спектаклей, концертов, от балета до модерна. Это не мемориальный фестиваль, имя Платонова использовано скорее в качестве бренда.
Но я хочу разобраться самостоятельно именно в творчестве Платонова, не следуя никаким канонам и шаблонам, не претендуя на всеохватность и не считая себя обладателям истины.
Я просто стремлюсь к возможно более адекватному пониманию Платонова и буду благодарен за содержательные дополнения и аргументированные возражения специалистов-литераторов.
Андрей Платонович Платонов родился 28 авг, по другим источникам 1 сент 1899, умер 5 января 1951 года. Настоящая фамилия Климентов, родился в Воронеже, учился в церковно-приходской, затем в городской школе.
С 14 лет овладевал профессиями слесаря, литейщика, помощника машиниста паровоза. Первая проба пера – юношеские стихи, сборник «Голубая глубина» (1922).
В 1918-1921 годах занимался журналистикой, совмещая с работой на железной дороге и учебой.
Платонова называют странноязычным писателем. Понять его непросто.
Он жил во времена, когда правдивое слово было подвигом: нельзя было говорить всё, что думаешь без опасения за свою жизнь, но и думать что говоришь не позволял внутренний цензор.
Поначалу Платонов верил в новую религию – коммунизм, не сомневался в скором медицинском бессмертии и не хотел утратить эту веру. Он менялся на протяжении всего своего творческого пути. Талант, вызревая, прозревает…
Писатель-самородок, из многодетной семьи слесаря-железнодорожника, он учился в железнодорожном техникуме, «записался» (так тогда проходил набор пролетарских студентов) в Воронежский университет, но учиться ему не пришлось.
Одно время служил в ЧОН, так назывались карательные части особого назначения, обучали там и тогдашней политграмоте. Затем «бросили» Андрея на «идеологический фронт». Читал он много, любил поэзию. Но не чувствуется, чтобы читал Маркса или философскую классику.
Он чтил утописта Николая Федорова, который хотел воскресить всех умерших, а Красную площадь превратить в кладбище, где самые достойные умершие будут ждать, когда их воскресят. Идеологию большевизма Платонов воспринял искренне и представлял как руководство к действию по воплощению всеобщего счастья.
В раннем творчестве воспевал Ленина, Троцкого, Сталина, Луначарского, электрификацию, паровоз и покорение Вселенной. Работал в разных газетах, но печатали его неохотно.
После издания «Епифанских шлюзов» в 1927 году Платонов стал известным. В этом произведении описано, как роют котлован великой стройки, а на самом деле роют себе могилу.
Люди возводят по приказу Петра Великого (читай – Ленина?) Епифанские шлюзы, которые бессмысленно пересохнут, и палач открутит голову инженеру. Это было совершенно не похоже на советские производственные романы «соцреализма».
Нельзя было не заметить такого кощунства.
В 1928 году у него вышли уже две книги, его стали печатать в журналах. Но за сатирические рассказы с критикой бюрократизма и «перегибов» в коллективизации автора подвергли резкой критике, его обвинили в «правом уклоне», произведения объявили вражескими, издавать перестали.
Сталин назвал рассказ «Усомнившийся Макар» (1931) сволочным и кулацким, но не стёр автора в лагерную пыль.
Платонов же заверил руководство: «Я не классовый враг и моё будущее связано с пролетариатом», а о статье Сталина «Головокружение от успехов» он выразился устами кондового вожака сельхозартели Кондрова так: «Всякое слово в уме читаешь – и как будто свежую воду пьёшь: только товарищ Сталин может так сообщать!».
В то же время разве ему простят такие слова: «Мы масса, единое существо, а человека нет». И это в стране, где «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей»? Теперь-то острослов сказал бы: «И я знаю этого человека», теперь мы знаем, кого называла хозяином советская номенклатура.
А тогда, в 1937-м, Платонов, после многих отказов в публикации и материальных затруднений вынужден был каяться: «Мои литературные ошибки не соответствовали моим субъективным намерениям».
Этим он хотел показать, что намерения у него классово безупречны, но вот их воплощение исказило идейную непогрешимость и преданность «делу партии Ленина-Сталина». Бесполезно. В Советском Союзе он оставался практически неизвестным.
Только через семь лет после смерти писателя благодаря усилиям его жены вышла небольшая книжка его рассказов. В 1986 году в журнале «Знамя» опубликовано «Ювенильное мокре», в 1987 в «Новом мире» – «Котлован», в 1988 в «Дружбе народов» – «Чевенгур».
Как ни странно, воронежский журнал «Подъём» в эти годы оказался не лёгким на подъём, молчал. «Некуда жить, вот и думаешь в голову»: не то тогдашний «красный пояс» мешал, не то осторожный провинциальный конформизм. Филологи говорят, что «осторожное воронежское литначальство тормозило». Возможно.
Полностью творческое наследие Платонова стало доступным лишь в девяностые.
И оценки его творчества обнаружились самые разные.
Одним присуща сладковатая тональность книг серии «ЖЗЛ», другим – причисление писателя к диссидентам «с фигой в кармане», третьим – причисление его к правоверным большевикам, но только более верящим в цели мировой революции, чем верили сами партработники.
Появились старания приспособить Платонова и к православным по духу.
Отсюда недалеко и до смертельной для России гремучей самоубийственной смеси под названием «православный большевизм» с его мессианством, воинствующим антиинтеллектуализмом в духе Шварцмана-Шестова, неумным антизападничеством, желанием осчастливить человечество и привести его если уж не к коммунизму, то хотя бы на худой конец в царствие небесное. Естественно, другие народы и государства «косясь и постораниваясь» не без успеха сплачивались против подобных устремлений.
Появилось стремление причислить Платонова и к философам. Талант большого художника и каждая грань его творчества требует понимания, вот и образуется раздолье интерпретаторам. Читая Платонова, порой не поймёшь, иронизирует он или на самом деле так думает.
Где издёвка над мыслями героев, а где их одобрение? Известна психопатология тоталитарного общества: говорить одно, думать другое, а делать третье. И мы видим как угнетённое сознание деформированное убожеством, безысходностью и бессмысленностью пронизывает его героев.
В каком же слое, в каком уголке текста личная позиция писателя?
Действительно, Платонов, как и каждый глубокий писатель – мыслитель. Трагическую его философию можно увидеть в контексте произведений, в самой его жизни.
У него немало афористичных фраз, порой внешне нарочито деформированных, странно построенных, но удивительно глубоких, приглашающих к размышлениям.
Много заострённых словесных конструкций, резких, как бы скальпелем препарирующих жестокую и больную реальность и ментальность эпохи:
«Масса копит в себе свою ненависть. Мы идём к тебе, неведомый мир» …
«Труд и есть ненависть. Эта ненависть есть динамит Вселенной… Ненависть наша так велика, что она перерастёт и захлестнёт собой мир». …
«Долой человеческую пыль. Да здравствует человеческий организм!»
А чего стоит выражение ребёнка: «Плохих людей убивать надо, а то хороших мало». Остаётся только рассортировать их по «категориям».
И как вы думаете мир мог относиться к таким лозунгам? Вот вам и вивисекция большевизма!
Когда же Платонов писал о философии прямо (или он издевался над примитивностью официоза?) – получалась примитивная политизированная конструкция, особенно в ранней публицистке.
Так что древнегреческий мудрец, разделивший мир на тленный подлунный мир вещей и надлунный потусторонний мир нетленных идей Платон – Платонову совершенно чужд. Платонов пишет: «Разница между идеализмом и материализмом и есть разница между буржуазной и пролетарской наукой».
Какой там Платон? Это устрашающая для тех лет политпросветовская фраза! И впору спросить – а при чём тут философия?
Платонов совершенно справедливо считал, что подражать ему невозможно. Литераторы тоже справедливо считали, что переводить его на другие языки тоже невозможно.
А философы, пожалуй, отметили бы, насколько вымученно могли бы выглядеть попытки писать философские работы, подражая языку Платонова.
Я говорю о профессиональных работах, имеющих осмысленную тему, аргументацию выдвигаемых тезисов, последовательность и логичность построения мыслей, а не схоластически-художественные упражнения несчастного сознания возле непостижимости непостижимого потустороннего мира.
Напомню, что схоластика – это феномен средневековой теологической традиции, которая ставила своей задачей рационально обосновать христианское вероучение путём соединения текстов Библии и логических построений Аристотеля.
Скрупулёзная работа с текстами Аристотеля внесла существенный вклад в развитие логики, но в то же время предполагала и её нарушение, так как схоласты исходили из того, что текст Библии изначально является абсолютной истиной, а Аристотель нужен был для того, чтобы построить для библейских текстов «доказательства».
(Для большевистских схоластов сакральным текстом служили произведения классиков «марксизма-ленинизма» и партийные документы.) Но логика Аристотеля – это наука о формах построения мыслей, о формах выражения мыслей, делающих возможным диалогичное общение, наука о формах выводного знания.
Правда, однажды я даже встречал постперестроечного доктора философских наук, (надо заметить, что слабых, списанных, скомпилированных, состоящих из цитат и даже купленных диссертаций у нас сейчас стало слишком много) который всерьёз и не с бодуна, а с кафедры, назвал логику и науку злейшими врагами философии! Жаль человека.
Ведь желает он того или нет, но если он хочет быть понятым другими, он изъясняется пользуясь логикой, даже если отвергает её. И, наоборот, если хочет остаться непонятым, скрыть свои намерения за туманом выспренных словосочетаний, то он «взыскует» схоластических приёмов, нимало не «вопрошая» о логике, о научных знаниях и даже о здравом смысле.
Платонов схоластикой не страдал. Он – загадка, возникшая на стыке противоестественной реальности проводимого в России преждевременного социалистического эксперимента и творческой личностью талантливого и самобытного писателя.
В творчестве Андрея Платонова можно выделить три этапа.
Первый этап. Вначале писатель по всей вероятности искренне верит в маршрут «паровоза истории», а его стремление проверить вперёд ли летит наш паровоз, происходило только от желания усовершенствовать механизмы движения и уголька в топку подбросить.
Беды свои и обиды он принимал скромно и молча, перевоплощая в творчество.
В публицистике «покорял природу», воспевал силу электричества, отвергал и Церковь и Толстого, воспевал примитивный материализм, ленинскую теорию отражения и механистический детерминизм, предавался невероятным утопическим мечтаниям, например, «разморозить» Сибирь…
Чехов не зря писал: «Русский жалуется на проклятую жизнь, пьёт и философствует на тему верблюдоведения в тундре, или как устроить всемирное счастье и божественную благодать». Насчет пьянства – это про других, но остальное сходится.
Платонов описывал ненависть и классовый антагонизм как неизбежность: «С одной стороны мы – революция, с другой – весь мир, который для нас сплошной кровавый фронт… Только смерть её (буржуазии) наша мать». Коммунизм есть не только советская власть плюс электрификация, это по нэповски. Коммунизм есть конец старого мира, окончание всемирной бесчеловечной истории, начало особого цикла солнечной Вечности. Такая, как будто, была его вера.
Платонов отвергал религию как «предрассудок и народный самогон», объяснял её «как средство доведения народа капиталистами до потери сознания» и рассказывал «правильные способы ликвидации этого безумия», высмеивая «перегибщика» Щекотулова.
В статье «Христос и мы» (1920 год) Платонов пишет: “В позолоте и роскоши утопают каменные храмы среди голого нищего русского народа. Одурманенный, он спит в невежестве. …Христа, великого пророка гнева и надежды его служители превратили в проповедника покорности слепому миру и озверевшим насильникам» /А.Платонов. Чутьё правды. М., 1990. С.50-51/
Творчество Платонова носит явно атеистическую направленность, о чем свидетельствуют десятки его высказываний: «Бог есть любовь, говорили древние люди.
Нет, любовь есть форма жизни», «Бог – образ, начерченный рукой человека», «Революцией разрушена не только христианская религия, но и предупреждена всякая возможность возникновения на земле всякой новой религии».
Слепую веру он считал признаком рабского сознания человека, в котором «Идиотизм его веры, чувственная, счастливая преданность рабству были в нём словно прирождёнными или естественными… /А. Платонов «По небу полуночи», там же/
В то же время Платонов понимает: «Над народом не надо смеяться, даже когда он по язычески верит в свою богородицу», потому что «Если мы хотим разрушить религию и осознаём, что это сделать надо непременно, так как коммунизм и религия несовместимы, то народу надо дать вместо религии не меньше, а больше чем религия». / «О любви», 1922 год, там же, С.183/. Наверное, в те годы он уже понимал, что псевдокоммунистическая идеология навязывалась народу вместо религии именно в этом качестве.
О втором и ОСНОВНОМ этапе его творчества – поговорим завтра.
Источник: https://maxpark.com/community/5302/content/2027848
Загрузка...
