Критика о пьесе “чайка” чехова, отзывы современников

Анализ пьесы А.П. Чехова «Чайка»

 

     ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

     Государственное образовательное 
учреждение высшего 
профессионального 
образования «ЧЕЛЯБИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

     Кафедра отраслей и рынков ИЭкОБиА    

     Реферат 

     На 
тему:

      
Анализ пьесы А.П. 
Чехова «Чайка»   

     Челябинск, 2009  
Содержание

     Анто́н 
Па́влович Че́хов это русский писатель, автор рассказов, повестей и пьес, признан одним из величайших писателей в мировой литературе.

Чехов создал четыре произведения, ставшие классикой мировой драматургии, а его лучшие рассказы высоко оцениваются писателями и критиками.

     В 1895—1896 годах была написана пьеса «Чайка»,  и впервые опубликована в 12 номере за 1896 год журнала «Русская мысль».

     В 1896 году, после провала «Чайки», Чехов, написавший уже к тому моменту несколько пьес, отрёкся от театра. Однако, в 1898 году, постановка «Чайки» Московского Художественного Театра, основанного Станиславским и Немировичем-Данченко, имела огромный успех у публики и критики, что сподвигло Антона Чехова на создание ещё трёх шедевров — пьес «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад».

     Поначалу 
Чехов писал рассказы только для того, чтобы заработать денег, но по мере роста его творческих амбиций, он создал новые ходы в литературе, сильно повлияв на развитие современного короткого рассказа.

Оригинальность его творческого метода заключается в использовании приема под названием «поток сознания», позже перенятого Джеймсом Джойсом и другими модернистами и отсутствия финальной морали, так необходимой структуре классического рассказа того времени.

Чехов не стремился дать ответы читающей публике, а считал, что роль автора заключается в том, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них.

     Пожалуй, ни одна из пьес Чехова не вызывала столько 
споров как у современников писателя, так и у более поздних исследователей его творчества. Это не случайно, так как именно с “Чайкой” связывают становление Чехова-драматурга, его новаторство в этой области литературы.

     Разнообразие 
подходов к творчеству Чехова неизбежно приводит к появлению взглядов порой прямо противоположных. Одно из таких разногласий заслуживает особого внимания, так как существует уже на протяжении многих десятилетий, – это спор между театроведами и филологами: “Часто театроведы под видом исследования предлагают и пытаются сыграть свой спектакль на бумаге.

Великолепно искушение писать о “моём Чехове” или “Чехове в меняющемся мире”, но пусть эссеистикой и интерпретациями занимаются режиссёры, писатели, критики – художники. Интереснее “чеховский Чехов” …взгляд не извне, из зала, из нашего времени, а изнутри – из текста, в идеале – “из авторского сознания”.

Но если взглянуть на литературоведческие трактовки “Чайки”, то нетрудно заметить, что некоторые постановки всё же оказали на них достаточно сильное влияние. Первыми тут следует выделить постановку МХАТа 1898г., которая считается самой “чеховской”, несмотря на все разногласия автора с Художественным театром, и партитуру К.С.Станиславского к этому спектаклю.

Игра Комиссаржевской на сцене Александринского театра в 1896 году и особенно её оценка самим Чеховым надолго склонили симпатии многих исследователей в пользу Заречной. Постановки А.Эфроса /1966г./ и О.Ефремова /1970г./ акцентировали внимание на разобщённости героев, уходе их в себя, и хотя спектакли были восприняты как осовремененный Чехов, интерес филологов к этой особенности усилился.

     Говоря 
о причинах разрыва литературоведческих 
и сценических интерпретаций, З.С.Паперный высказывает мысль, что ”пьеса оказывалась недостижимой для полного театрального осуществления”. Каждая постановка “Чайки” отражала только отдельные её стороны, а в целом пьеса “шире возможностей одного театра”.

” Причину этого она видит в новом решении вопроса о роли событий, которые театр не только выделял эмоционально, но и часто выносил на сцену то, что сам Чехов старался скрыть: “…поведение героев часто становилось повышенно нервозным и зрителям не то чтобы намекали, а прямо указывали, что в душе у героев…

”

     Шах-Азизова 
видит односторонность поисков в том, “что театр стремится исследовать чеховскую театральность в её чистом виде. Для этого её выделяют, извлекают из сложного единства драмы, эпоса и лирики…” Но подобным недостатком страдают и литературоведческие исследования, где драматизм напрочь выпадает из поля зрения.

     Чтобы дать целостный анализ, основанный на верном соотношении трёх начал (драматического, эпического и лирического), необходимо преодолеть этот разрыв.

Трудность 
здесь в том, что спектакль 
является новым произведением искусства, не поддающимся однозначному истолкованию: “чеховское” в нём неотделимо от “режиссёрского”, от индивидуальных особенностей актёров и современных наслоений.

     Но 
действенный анализ, проблемам которого посвящена эта работа, нельзя связывать 
исключительно с театральной практикой, где анализ текста неотделим от других задач.

Более того, хотя режиссёры, стремящиеся идти от природы человека, нередко и обращаются за подтверждением интуитивных находок к психологии и физиологии, в практической работе они стараются не использовать точную научную терминологию, вырабатывая свой язык, понятный актёрам и помогающий разбудить их творческое воображение.

Поэтому в данной работе, наряду с использованием практического опыта режиссёров, будет дано чисто теоретическое обоснование действенного анализа, основанное на психологической теории деятельности.

     При соотнесении действенно-психологического анализа с литературоведческим 
возникает вполне справедливый вопрос, что же нового мы вносим.

Ведь сущность действенного анализа состоит в восстановлении действия в самом широком смысле слова: поступков героев, их мотивов, событий пьесы – в конечном счёте, событийного ряда или сюжета. Но когда речь идёт о таком произведении как “Чайка”, эта задача оказывается одной из самых сложных.

Не случайно вопрос о роли событий в драматургии Чехова вызывает столько споров, и часто возникает сомнение не только в том, что является событием, а что нет, но и есть ли они вообще. Действенно-психологический анализ помогает получить информацию о событиях и особенно необходим в тех случаях, когда такая информация не выражена словесно.

     Применяемый метод анализа позволяет объективировать 
картину происходящего в “Чайке”, рисует нечто вроде “панорамы 
жизни героев”, восстанавливая во временной 
последовательности все события, о которых есть прямая или косвенная информация в пьесе.

Результаты анализа позволят пересмотреть традиционно принятое в литературоведении положение о том, что в чеховской драматургии нет коллизии, основанной на столкновении различных целей героев и что “единого потока волевого устремления” персонажей в чеховских драмах не остаётся и в помине”. Это в свою очередь даёт возможность говорить о новом соотношении традиционных и новаторских элементов в драматургии Чехова.

     Результаты 
действенного анализа не являются трактовкой и сами подлежат дальнейшей интерпретации 
наряду с другими элементами формы. Применяемый метод не застраховывает от субъективных оценок и выводов, и нельзя утверждать, что в работе даны единственно правильные ответы на все поставленные вопросы, но очевидно другое – эти вопросы не должны оставаться вне поля зрения литературоведов.

     Действие 
происходит в усадьбе Петра Николаевича Сорина. Его сестра, Ирина Николаевна Аркадина, — актриса, гостит в его имении вместе со своим сыном, Константином Гавриловичем Треплевым, и с Борисом Алексеевичем Тригориным, беллетристом. Сам Константин Треплев также пытается писать. Собравшиеся в имении готовятся смотреть пьесу, поставленную Треплевым среди естественных декораций. Играть в ней единственную роль должна Нина Михайловна Заречная, молодая девушка, дочь богатых помещиков, в которую Константин влюблен. Родители Нины категорически против ее увлечения театром, и поэтому она должна приехать в усадьбу тайно. Среди ожидающих спектакль также Илья Афанасьевич Шамраев, поручик в отставке, управляющий у Сорина; его жена — Полина Андреевна и его дочь Маша; Евгений Сергеевич Дорн, доктор; Семен Семенович Медведенко, учитель. Медведенко безответно влюблен в Машу, но та не отвечает ему взаимностью, потому что любит Константина Треплева. Наконец приезжает Заречная. Нина Заречная, вся в белом, сидя на большом камне, читает текст в духе декадентской литературы, что тут же отмечает Аркадина. Во время всей читки зрители постоянно переговариваются, несмотря на замечания Треплева. Вскоре ему это надоедает, и он, вспылив, прекращает представление и уходит. Маша спешит за ним, чтобы отыскать его и успокоить.

     Проходит 
несколько дней. Действие переносится 
на площадку для крокета. Отец и мачеха Нины Заречной уехали в Тверь на три дня, и это дало ей возможность приехать в имение Сорина.

Нина ходит по саду и удивляется тому, что жизнь знаменитых актеров и писателей точно такая же, как жизнь обыкновенных людей. Треплев приносит ей убитую чайку и сравнивает эту птицу с собой. Нина же говорит ему, что почти перестала понимать его, так как он стал выражать свои мысли и чувства символами.

Константин пытается объясниться, но, увидев показавшегося Тригорина, быстро уходит. Нина и Тригорин остаются вдвоем. Нина восхищается тем миром, в котором живут Тригорин и Аркадина. Тригорин же рисует свою жизнь как мучительное существование.

Увидев убитую Треплевым чайку, Тригорин записывает в книжечку новый сюжет для небольшого рассказа о девушке, похожей на чайку: «Случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил её».

Открыв книгу на нужном месте, тот читает: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её». Тригорин хочет последовать за Ниной, так как ему кажется, что это то самое чувство, которое он искал всю жизнь. Узнав об этом, Ирина Аркадина на коленях умоляет не покидать её. Однако, согласившись на словах, Тригорин договаривается с Ниной о тайном свидании по дороге в Москву.

     Проходит 
два года. Сорину уже шестьдесят два, он очень болен, но так же полон жаждой жить. Медведенко и Маша женаты, у них есть ребенок, но счастья в их браке нет. Маше отвратительны и муж, и ребенок, а сам Медведенко очень от этого страдает. Треплев рассказывает Дорну, который интересуется Ниной Заречной, ее судьбу.

Она убежала из дома и сошлась с Тригориным. У них родился ребенок, но вскоре умер. Тригорин уже разлюбил её и вернулся к Аркадиной. На сцене у Нины все складывалось еще хуже. Играла она много, но очень «грубо, безвкусно, с завываниями». Она писала Треплеву письма, но никогда не жаловалась. В письмах подписывалась Чайкой.

Её родители знать её не хотят и не пускают к дому даже близко.

Источник: https://stud24.ru/literature/analiz-pesy-ap-chehova-chajka/24888-73399-page1.html

Рецензия к пьесам Чехова. – художественный анализ. Чехов Антон Павлович

Иванов .— «Иванов» — первая пьеса Чехова, увидевшая сцепу. И уже в этой первой — попытка ниспровергнуть каноны традиционной драматургии.

«Современные драматурги начиняют свои пьесы исключительно ангелами, подлецами и шутами — пойди-ка найди сии элементы во всей России! Найти-то найдешь, да не в таких крайних видах, какие нужны драматургам… Я хотел соригинальничать: не вывел ни одного злодея, ни одного ангела… никого не обвинил, никого не оправдал…

»— писал Чехов брату, Ал. П. Чехову, 24 октября 1887 г., вскоре по окончании пьесы. Его герой — принципиально обыкновенный. «Я… пишу и непременно напишу драму… «Иван Иванович Иванов»… Понимаете? Ивановых тысячи… обыкновеннейший человек, совсем не герой… И это именно очень трудно…» — говорил он В.

(Данный материал поможет грамотно написать и по теме Рецензия к пьесам Чехова.. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений.) Г.

Короленко во время работы над «Ивановым» («Чехов в восп.», с. 143). Но несмотря на трудности, написал он пьесу удивительно легко: «Пьесу я написал нечаянно, после одного разговора с Коршем. Лег спать, надумал тему и написал.

Потрачено на нее 2 недели или, вернее, 10 дней, так как были в двух неделях дни, когда я не работал или писал другое» (Ал. П. Чехову, 10—12 октября 1887 г.). И пьеса «вышла легкая, как перышко, без одной длинноты. Сюжет небывалый» (Ал. П. Чехову, 6 — 7 октября).

Поначалу писатель, несмотря на замеченные им кое-где недостатки в пьесе, был доволен работой: «Вся моя энергия ушла на немногие действительно сильные и яркие места; мостики же, соединяющие эти места, ничтожны, вялы и шаблонны. Но я все-таки рад; как ни плоха пьеса, ноя создал тип, имеющий литературное значение, я дал роль… на которой актеру можно развернуться и показать талант…» (Ал. П. Чехову, 10—12 октября). Но трудности еще были впереди.

Давыдов (позднее выступал в Александрийском театре в Петербурге), которого Чехов непременно хотел видеть в роли Иванова, был, «к великому моему удовольствию, в восторге от пьесы, принялся за нее горячо и понял моего Иванова так, как именно я хочу» (Н. М. Ежову, 27 октября). Однако тут же обнаружилось, что театр пьесу не понял.

Поиски Чеховым новых форм, пусть и не до конца осуществленные, требовали от актеров более серьезного прочтения пьесы, что было не под силу театру Корша.

Ведь даже один из великих реформаторов русской сцены, один из создателей Московского Художественного театра, которому суждено было более чем через десятилетие дать сценическую жизнь чеховской драматургии, Вл. И. Немирович-Данченко в те, 80-е, годы «Иванова» не оценил. Пьеса показалась ему тогда «только черновиком для превосходной пьесы» (Вл. Ив. Немирович-Данченко. Из прошлого. «Academia», 1936, с. 11).

Корш обещал мне десять репетиций, а дал только 4, из коих репетициями можно назвать только две, ибо остальные две изображали из себя турниры, на коих г. г. артисты упражнялись в словопрениях и брани» (Ал. П. Чехову, 20 ноября). О неинтеллигентности, меркантильности, о душной обстановке в театре Корша Чехов писал и Н. А. Лей-кину 4 ноября: «…

актеры капризны, самолюбивы, наполовину необразованны, самонадеянны; друг друга терпеть не могут, и какой-нибудь N готов душу продать нечистому, чтобы его товарищу Z не досталась хорошая роль… Корш — купец, и ему нужен не успех артистов и пьесы, а полный сбор… Женщин в его труппе нот, и у меня 2 прекрасные женские роли погибают ни за понюшку табаку…

По мнению Давыдова, которому я верю, моя пьеса лучше всех пьес, написанных в текущий сезон, но она неминуемо провалится благодаря бедности коршевской труппы».

В начале октября 1887 г. отдал Чехов свою пьесу в театр Корша, а 19 ноября уже состоялась премьера. Как она проходила, подробно описывает брат драматурга, М. П. Чехов: «Театр был переполнен.

Одни ожидали увидеть в «Иваново» веселый фарс в стиле Тогдашних рассказов Чехова, помещавшихся в «Осколках», другие ждали от него чего-то нового, более серьезного,— и не ошиблись. Успех оказался пестрым: одни шикали, другие, которых было большинство, шумно аплодировали и вызывали автора, но в общем «Иванова» не поняли… Я…

помню, что происходило тогда в театре Корша. Это было что-то невероятное. Публика вскакивала со своих мест, одни аплодировали, другие шикали и громко свистели, третьи топали ногами. Стулья и кресла в партере были сдвинуты со своих мест, ряды их перепутались, сбились в одну кучу… сидевшая в ложах публика встревожилась и не знала, сидеть ей или уходить.

А что делалось на галерке, то этого невозможно себе и представить: там происходило целое побоище между шикавшими и аплодировавшими» («Вокруг Чехова», с. 187—188). Сам Чехов тоже писал о странном успехе, от которого у автора осталось «утомление и чувство досады. Противно, хотя пьеса имела солидный успех…

Огорчало драматурга, что актеры играли неважно, «клоунничали», несли отсебятину, «роль знали только Давыдов и Глама, а остальные играли по суфлеру п по внутреннему убеждению» (то же письмо). Правда, «второе представление прошло недурно…» (ему же, 24 ноября).

Чехов с большим вниманием прислушивался к отзывам об «Иванове», которые также были весьма противоречивы. Многие говорили о пьесе с восхищением, хотя при этом все же оставалось непонимание, недоумение, останавливало своеобразие ее. «Николай (брат писателя.— В. П.), Шехтель и Левитан — т. е.

художники — уверяют, что па сцене она до того оригинальна, что странно глядеть. В чтении же это незаметно»,— сообщал писатель в том же письме брату. Зло, грубо реагировали на спектакль многие московские газеты. Больше всего поразил Чехова отзыв П.

Кичеева в «Московском листке», который, как писал драматург брату, «обзывает мою пьесу нагло-цинической, безнравственной дребеденью» (24 ноября).

Л из Петербурга, где пьесу еще не видели, а только читали, оп сообщает родным: «От пьесы моей все положительно в восторге, хотя и бранят меня за небрежность» (3 декабря). Вот танов был «пестрый» успех.

А между тем пьесу подхватила провинция. Еще за несколько дней до премьеры в театре Корша «Иванова» сыграл саратовский театр. Потом его поставили в Харькове, Ставрополе… «…«Иванов» гуляет по Руси…» — пишет Чехов А. С. Киселеву 15 февраля 1888 г.

Однако сам автор испытывает творческую неудовлетворенность пьесой, смущает ее непопятость зрителями. Первой переделке он подверг «Иванова» сразу после премьеры.

Сохранился цензурный экземпляр пьесы со значительной авторской правкой, не учтенной, правда, театром Корша.

Самая серьезная переработка «Иванова» была сделана Чеховым перед постановкой пьесы в петербургском Александринском театре в октябре — декабре 1888 г. Одновременно писатель готовил пьесу для журнала «Северный вестник» и тоже внес в текст ряд дополнительных исправлений.

Комедия была превращена им в драму. Соответственно коренным образом переработана и вся стилистика пьесы: изъяты грубо-комические сцены, фривольности, вульгаризмы. Тоньше и глубже стали образы Иванова и Сарры. Уже 5—6 октября Чехов извещает А. С.

Однако и позднее, в декабре, он продолжает шлифовку пьесы, и только 19 декабря высылает «Иванова» в Петербург.

Для Чехова начинается новый, и очень неспокойный, этап работы над пьесой. Он сам тщательно распределяет роли, он вынужден разъяснять актерам характеры их будущих героев. Больше всего его беспокоят роли Львова («Это тип честного, прямого, горячего, но узкого и прямолинейного человека») и Иванова. Иванова, естественно, более всего.

Из писем он понял, что режиссер и актеры далеки от авторского толкования этой роли, и попытался выяснить для них свою позицию, по-прежнему отстаивая «обыкновенность» Иванова: он не подлец и не герой, он натура «честная и прямая, как большинство образованных дворян».

Чехов как бы подвел итог долгим разговорам об Иванове: «Я лелеял дерзкую мечту суммировать все то, что доселе писалось о ноющих и тоскующих людях, и своим «Ивановым» положить предел этим писаньям».

Чехов при этом не только обличал Иванова, ио и понимал безвыходность, драматичность его положения, потому что как его несчастия, так и его поступки, иногда кажущиеся нечестными, подлыми даже, определяются не его личными качествами, а общими условиями тогдашней русской жизни.

Но сказать это впрямую было нельзя, да Чехов и сам еще не мог до конца понять социальную значимость им увиденного и запечатленного. Поэтому все его попытки прояснить идейный смысл пьесы (хоть и много было им сделано на этом пути) не увенчались успехом, который дал бы самому автору удовлетворение. Заканчивая уже переделку «Иванова», он писал 3 января 1889 г. А. С. Суворину: «…своей пьесы я не люблю и жалею, что написал ее я, а не кто-нибудь другой, более толковый и разумный человек».

19 января Чехов приехал в Петербург, чтобы лично участвовать в постановке «Иванова». Писательница Л. А. Авилова вспоминает: «…он очень недоволен артистами, не узнает своих героев и предчувствует, что пьеса провалится.

Он признавался, что настолько волнуется и огорчается, что у него показывается горлом кровь… А ведь артисты прекрасные и играют прекрасно, но что-то чуждое для него, что-то «свое» играют» («Чехов в восп.», с. 202—203). В конце января брату М. П.

Чехову он пишет о том же: «Актеры играют плохо, из пьесы ничего путного не выйдет…»

31 января состоялась премьера в Александринском театре и, вопреки авторским опасениям, «имела громадный успех» (Д. Т. Савельеву, 4 февраля). «На его авторское счастье, пьеса шла в бенефис режиссера Александрийского театра Ф. А. Федорова-Юрковского…

«Иванов», несмотря на многие сценические неясности, решительно захватил своей свежестью и оригинальностью, и на другой день все газеты дружно рассыпались в похвалах автору пьесы и се исполнению» («Чехов в воспоминаниях современников». М., Гослитиздат, 1952, с. 126 —127).

Последующие спектакли в Александринском театре тоже шли успешно. «Мой «Иванов» продолжает иметь колоссальный, феноменальный успех», — полушутя сообщает Чехов М. В. Киселевой 17 февраля 1889 г. Успех несколько успокоил автора, хотя спокойствие это было и не без примеси некоторой затаенной горечи: «Вы…

утешаете меня насчет «Иванова»… уверяю Вас честным словом,— писал он 18 февраля И. Л. Леонтьеву-Щеглову,— я покоен и совершенно удовлетворен тем, что сделал и что получил. Я сделал то, что мог и умел,— стало быть, прав: глаза выше лба не растут; получил же я не по заслугам, больше, чем нужно».

И в последующем он, как правило, отзывался об этом своем детище нелестно: то называл его «Болвановым», то сообщал, что «надоел» он ему «ужасно; я не могу о нем читать, и мне бывает очень не по себе, когда о нем начинают умно и толково рассуждать» (И. Л. Леонтьеву-Щеглову, 16 марта 1889 г., А. С. Суворину, 5 марта 1889 г.).

Видимо, удовлетворенности все же не было, да и не могло быть: «Иванов» явился только первым, хотя и важным, шагом к тому великому художественному открытию на русской сцене, которое суждено было совершить Чехову своими пьесами «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад».

Медведь .— «…Чехов однажды поднялся с кресла, взял со стола тоненькую тетрадку,— вспоминает писатель А. С. Лазарев-Грузинский,— и, стоя посреди комнаты, жестикулируя, меняя голоса, прочел нам очень живую и веселую пьеску. Это был только что законченный ИМ «Медведь».

Читал Чехов мастерски… всю пьеску он прочел свободно, не задыхаясь, не спадая с голоса…» («Чехов в восп.», с. 170). Это произошло около 20 февраля 1888 г. Тогда же Чехов весело сообщил: «От нечего делать написал пустенький, французпетый водевильчик под названием «Медведь»…» (Я. П.

Полонскому, 22 февраля).

И. Л. Леонтьев-Щеглов рассказывает, как зародился замысел «Медведя»: Чехов смотрел в театре Корит небольшую пьеску, переделку с французского, «Победителей не судят». «У Корша отличались г-жа Рыбчинская и г. Соловцов, находившийся, кстати сказать, в приятельских отношениях с Чеховым.

Соловцов своей дюжей фигурой, зычным голосом и резкой манерой… настолько понравился Чехову, что у него, как он сам мне рассказывал, явилась мысль написать для него «роль»… нечто вроде русского медведя. Таким образом появился на свет водевиль «Медведь» …

Несколько позднее Соловцов сыграл водевиль в театре Корша и имел в нем «огромный успех» («Вокруг Чехова», с. 199).

В августе того же 1888 г. «Медведь» был напечатан в газете «Новое время» (№ 4491) за подписью «А. П.». Любопытно, что поэт А. Н. Плещеев, прочитав водевиль в газете, тотчас же узнал автора: «А ведь это вы написали в «Новом времени» шутку «Медведь»? Мне кажется, на сцене она была бы очень забавна. Я по некоторым штришкам узнал вашу руку»,— писал Плещеев Чехову 13 сентября.

Той же осенью Чехов готовит водевиль к постановке. «Медведь» пропущен цензурой… и будет идти у Корша. Соловцов жаждет играть его»,— уведомляет он А. С. Суворина 2 октября, а 27 октября уже извещает: «Завтра у Корша идет мой «Медведь». Премьера прошла с шумным успехом.

«Удалось мне написать глупый водевиль,— пишет он 2 ноября М. В. Киселевой,— который, благодаря тому, что он глуп, имеет удивительный успех… публика — па седьмом небе. В театре сплошной хохот. Вот и пойми тут, чем угодить!» И в тот же день — И. Л.

Игра топорная». И в дальнейшем спектакли также шли с триумфом.

В начале ноября Чехов отправил «Медведя» в петербургский Александрийский театр, где в начале 1889 г. он также «прошел… с фурором», как сообщал драматургу А. Н. Плещеев.

Все театры подхватили «Медведя». Сам Чехов с удивлением и некоторой иронией отнесся к победному шествию «своей сценической безделки» (Е. М. Линтваревой, 27 октября) по русским театрам. «Мой «Медведь» следовало бы назвать «Дойной коровой». Он дал мне больше, чем любая повесть. О публика!» (Е. К. Сахаровой, 13 января 1889 г.).

Юбилей .— В середине декабря 1891 г. Чехов переделал рассказ «Беззащитное существо» (1887) в водевиль «Юбилей. Шутка в одном действии».

Источник: https://www.testsoch.info/recenziya-k-pesam-chexova-xudozhestvennyj-analiz-chexov-anton-pavlovich/

А.П. Чехов “Чайка” почему автор назвал это комедией? НЕ ПОНИМАЮ ..

Ирина Губанова Гений (99505) 7 лет назад Чехов назвал «Чайку» комедией, хотя всё же это скорее трагикомедия. Когда комично? Когда перед нами какое -то отклонение от нормы: то ли в движениях (поскользнулся – брякнулся) , то ли в звуке (закричал петухом – засмеялись) и т. д. В «Чайке» – «отклонение от нормы» в отношениях людей, в искусстве. Не от «правил» , ибо они уродливая норма, а от естественного, подлинного состояния. Поэтому Чехов создает «трагикомедию» . Здесь же и новаторство Ч. видно. Еще со времен Аристотеля было известно: в пьесе все должно строиться на каком-то одном главном событии или конфликте. В «Чайке» напряженность сюжета связана не просто с тем, что Треплев застрелился, но с тем, как это «нависало» . Треплев кончает жизнь самоубийством, но этот выстрел не изменит ничего в жизни Тригорина и даже Аркадиной, матери Треплева. Можно предполагать, что уход Треплева окончательно погасит последний просвет в душе Маши. Однако считать этот выстрел решающим событием в развитии действия пьесы – оснований нет. С отказом от принципа единодержавия героя и от решающего события в развитии действия связано движение чеховских пьес к децентрализации образов и сюжетов. У Ч. и динамики действия мы не видим, всё как -то вялотекуще, но это лишь внешне. Участники чеховского диалога «будто все в разные стороны смотрят, можно сказать и единственного главного героя нет, так, целый набор людей в каких -то замкнутых треугольниках судьбы. Каждая реплика в «Чайке» важна сама по себе и в то же время звучит соотносительно с другими репликами, образными штрихами и подробностями. В молчании персонажей, в паузах, в скрытой перекличке деталей открывается глубоко подспудная лирическая тема. В гармонии несовпадений и необразностей начинает проступать невидимое, скрытое – образ автора. Сам образ Чайки восходит к народно-поэтическому представлению о душе белой и черной, крылатой и бескрылой, живой и погибшей, вместилищем которой служит чайка, любая вольная птица.

Комментарий удален Марина Бунаенко Просветленный (20616) 7 лет назад Потому что это не жизнь, а, скорее, пародия на жизнь. И героев не жалко, а больше противно. Их страдания высосаны из пальца: они страдают только потому, что не знают настоящих бед и страданий. Совсем и не по.. . Здесь очень часто Чехова обсуждают. Я считаю, что он лучше всех показал суть человека вообще и русского в частности. Но и очень обидно, хотя и справедливо. Именно такие мы и есть.

Вот наберите вверху в белой строчке на синем фоне “Чехов” — и увидите, что про него море бескрайнее вопросов, ответов и комм-ев. Щас же лето, надо огурцы крутить, кто не в Куршавелях, естесно….

Комментарий удален Юлька Иванова Гений (81207) 7 лет назад Ага, а Борис Акунин написал детективное продолжение “Чайки”. Почему Чехов назвал, честно – не знаю, как он это объяснял. Надеюсь будут ответы с ссылками на автора. Есть мнение, что Чехов подчеркнул то, что если относится к событиям, как комедии и героям, как комедийным персонажам, можно увидеть подтекст и скрытый смысл) . Много лиричного и трагичного мы видим в том, что по сути на грани фарса. Нина талантливая актриса, у которой были большие перспективы? И при этом Треплев критикуют её игру да и недовольна она пьесой, потому что нельзя блеснуть в диалогах или эффектных сценах. Смешно ведь для актрисы – чтобы показать свой талант – не нужны спецэффекты и особые условия) ) Та же чайка, которую убили, сделали чучело и в финале это чучело стоит на столе рядом с бутылками. И если общепринято считается, что чайка – символ творчества. . хм. . в виде чучела? Получается и Нина не такая уж чайка и образ творчества не живой. И ещё, возможно “Чайка” комедия по Чехову, потому что он воспринимал так свою жизнь, как комедию, а в образе Треплева, пишущего никем не понятую пьесу, обречённую на провал, но цепляющую – он сам) А те идиотские эксперименты с пьесой, когда из героев делают подобие клоунов и опошляют сюжет – лишь неудачные попытки создать видимость комедии. Комедия в подтексте и в самоиронии автора по отношению к себе.

Мне такое понимание “шутки” Чехова ближе всего и в итоге, если это так. . совсем не смешно, а грустно.

Источник: https://otvet.mail.ru/question/61292087

Рецензия на спектакль «Чайка. Сюжет для небольшого рассказа» в театре Мастерская

Мы привыкли воспринимать классику литературы как нечто, что, несомненно, написано правильно и считается эталоном, а любое её надменное комментирование – явным вызовом на «святая святых».

Со школьной скамьи нас учат искать тонкую мысль того, что хотел сказать автор, написав о пресловутых «синих занавесках»? И порой мы просто не замечаем весь тот абсурд, который несёт писатель, слепо веруя, что вот это настоящая классика.

Свободный автор: Руся Голубенцева
Фотограф:  Дарья Пичугина

«Чайка» Антона Павловича Чехова ставилась несчетное количество раз, и всегда это была классическая постановка, но вот на малой сцене театра «Мастерская» получилась современная.

Дебютная режиссерская работа Максима Фомина получилась сильной, яркой и, с позволения, даже бунтарской. Не зря действие спектакля начинается с чтения рецензии критиков на провальную премьеру в Александринском театре.

И пока актеры занимают свои места на сцене, что бы показать своё видение пьесы, несогласные могут выйти.

Максим Фомин последовал за Костей Треплевым, исключив всё то «как люди едят, пьют, ходят, любят…», что возможно отвлекает зрителя. Он убрал всех лишних героев, оставив только Костю Треплева (Андрей Емельянов), Нину Заречную (Вера Латышева), Ирину Николаевну Аркадину (Екатерина Гороховская) и беллетриста Тригорина (Максим Фомин).

Визитной карточкой как литературной, так и театральной пьесы является тот самый монолог о «людях, львах, орлах и рогатых оленях».

И вот Нина Заречная надевает белое платье-рубашку, и все вроде бы замерли и ждут прочтение о «людях, львах и прочих букашках».

Но Нина надевает наушники, включает музыку и начинает танцевать, в то время как на полотне проецируется её изображение и слова из монолога. К чему эти новые формы? Насладитесь танцами.

Игра актеров никого не оставила равнодушными. Они отменно высмеяли и  показали порой те нелепые, дикие и непонятные речи главных героев. Речи, правда, получились в одном темпо-ритме. Лишь эмоциональны были вспышки гнева Кости и умаление Ирины Николаевны остаться Тригорина с ней, но это ничуть не испортило спектакль, а лишь добавило ему  особенность.

Кстати, вот Тригорин получился совсем-совсем не Чеховский. Он не является центральным персонажем (это место занял Костя). Его роль в пьесе снижена до минимума, но что в прочем всё равно дает право на существование.

Двусмысленно и символично получилось изображение трупа убитой чайки – на бумаге. То ли птицу убили, то пьеса мертва.

Проецирование героев на экране отлично дополняет и, от части, помогает раскрыть режиссёрский замысел.

Спектакль получился глубокий, заставляющий не один раз возвращаться к нему и обдумывать, впитывать. Постановка, несомненно, займёт прочное место в репертуаре театра «Мастерская» и завоюет не одну театральную награду.

Мост. «Чайка» на сцене прошла путь от провала до признания её гениальности. Судьбе не чужда ирония, людям не чуждо ошибаться.

Источник: https://mostmag.ru/gorod/chayka-masterskaya

Отзывы читателей о книге «Чайка» отзывы и рецензии читателей на книгу автора — Антон Чехов — MyBook

Это чудесная пьеса. Одна из тех вещей, которые еще долго остаются в мыслях, как звук в зале со множеством отражений. Поскольку это все-таки Чехов, а по авторскому замыслу — комедия, думаю, восприятие ее с возрастом меняется. И вот моменты, которые отозвались во мне сейчас.

Во время чтения в голове все крутилась мысль: каждый из героев хочет того, чего у него нет. Казалось бы, банально, но всем знакомо. Как можно догадаться, это больше мечты, без достижения. Соответственно, каждый несчастлив по-своему. И каждый справляется, как может.

В чем же достойный выход? Примириться с тем, что поздно, жизнь прошла, таланта не хватило? Стараться, пытаться и искать-искать себя? Отрезать для себя все пути кардинальным образом (например, выйдя замуж за нелюбимого человека)? Здесь люди едва или слышат друг друга, пытаясь понять хотя бы себя.

Иногда встречается мнение, что Нина не самый приятный персонаж, эгоистична, испортила жизнь Треплеву и т.д. А мне вот она показалась довольно интересной. В ней есть искренность и желание: хочет любить — и любит, хочет быть актрисой — и идет к этому.

Да, в ней есть прямолинейность, которая не всегда уместна и способна навредить, прежде всего ей самой. Исходя из неверных посылок, она сначала принимает изнанку ремесла (внимание, комплименты) за его суть. Таким ей видится успех. Не каждый ли творческий человек проходит эту школу? Пока сам не испытаешь — не поймешь.

Не случайно ближе к концу пьесы именно она высказывает очень правильные слова об искусстве:

«Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно, играем мы на сцене или пишем — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно,
и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни».

Так и хочется взять и просчитать, докопаться до сути: почему же у него не получилось? Слабый характер из-за влияния матери и отсутствия поддержки? Недостаток таланта? Или трудолюбия? Действительно ли безответная любовь? Чехов мне нравится именно потому, что многое он оставляет за рамками действия. В конечном итоге Треплев приходит к пониманию, как не надо писать (надо сказать, многим и это не дано), а вот как надо — понять не может (да и не головой одной это делается). Так что же привело его к самоубийству — одиночество и непонимание близких? Или все же неспособность к творческому самовыражению и убеждение в собственной бездарности?

«Я все больше и больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и не в новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души».

Сложно сказать, хорошо ли это — жить одной мечтой и перекраивать под нее всю жизнь. Истории известны оба варианта.

Но говоря об искусстве, можно быть уверенным в том, что каким бы талантливым не был человек, только он в ответе за самого себя.

Источник: https://MyBook.ru/author/anton-pavlovich-chehov/chajka-2/reviews/

История создания и постановки пьесы “Чайка” Чехова

«Чайка» — «комедия в четырех действиях» A.П. Чехова. Впервые опубликована в «Русской мысли» (1896, №12), вошла с последующими изменениями в сборник «Пьесы» (1897 г.) и издание А.Ф. Маркса (1901-1902 гг.).

Пьеса написана в Мелихове, что сказалось во многих реалиях и символах произведения. Впервые, как отмечают авторы комментария к «Чайке» в полном собрании сочинений и писем писателя, мотив подстреленной птицы появляется у драматурга еще в 1892 г. и именно здесь, в Мелихове. Одно из первых широко известных свидетельств о сочинении пьесы — письмо А.С.

Суворину от 21 октября 1895 г. В дальнейшем в письме тому же адресату Чехов признавал, что написал пьесу «вопреки всем правилам» драматического искусства (ноябрь 1895 г.). В процессе работы «Чайка» претерпела характерную для Чехова-драматурга эволюцию: она освободилась от множества мелких, в основном бытовых деталей, многословия второстепенных персонажей.

Жизнь, описываемая Чеховым в «Чайке», действительно поднялась на новую высоту (по словам Горького, до «одухотворенного и глубоко продуманного символа»). Символ чайки можно отнести не только к юной Нине Заречной с ее мечтами о сцене, но и к Треплеву — как трагическое предсказание его «прерванного полета». Между тем, символы у Чехова, как показала Э.

Потоцкая, проходят в течение пьесы сложную эволюцию. Связанные со всем «подтекстовым сюжетом» — и «к концу пьесы символы, воплощавшие в себе конкретные мысли героев (чайка, Москва, вишневый сад), «дискредитируются», и положительные устремления героев высказываются прямо, без подтекста». Так, говоря «я — чайка», Нина Заречная уже поправляет себя: «Нет, не то…

Я уже настоящая актриса…».

Исследователи источников сюжета «Чайки» B.Я. Лакшин и Ю.К. Авдеев среди прототипов образа Треплева в первую очередь называют И.И. Левитана (история его неудачного покушения на самоубийство, повторившаяся дважды), а также сына А.С. Суворина, действительно покончившего с собой.

Среди возможных источников загадочной «декадентской пьесы» о Мировой Душе современными интерпретаторами называются сочинения Д.С. Мережковского, В.С. Соловьева, Марка Аврелия; само представление пьесы напоминает театральные опыты западноевропейской режиссуры, современной Чехову.

В образе Нины Заречной можно обнаружить много общего с близкой знакомой Чехова Лией Стахиевной Мизиновой (история ее романа с И.И. Потапенко, черты которого в свою очередь автор придал Тригорину). Однако необходимо указать и на другое — многолетнюю и, скорее всего, безответную привязанность Мизиновой к самому Чехову.

В образе Аркадиной многие «узнали» известную приму частной петербургской сцены, эффектную эмансипированную даму Л.Б. Яворскую (из ее письма Чехову, в частности, известно, что именно ей предназначал драматург свое произведение).

По свидетельству автора, в пьесу «Чайка» «когтем вцепилась цензура»: в основном претензии цензора И. Литвинова носили «нравственный» характер и касались оценки Треплевым отношений Аркадиной и Тригорина. С точки зрения писателей круга Чехова, правка эта (сделанная по указанию Литвинова) была минимальна.

При создании окончательной редакции пьесы Чехов вымарывает те реплики, которые могли бы интерпретировать конфликт пьесы как личное столкновение Треплева с окружением (реплика «Я никому не мешаю жить, пусть же и они оставят меня в покое»), менее однозначными стали характеристики Аркадиной и Тригорина, уменьшился в объеме, стал более спокойным образ Медведенко. Последовав указанию режиссера Карпова, Чехов в журнальной редакции исключил повторное чтение Ниной монолога из треплевской пьесы перед гостями (в ответ на просьбу Маши, в сцене II действия).

Премьера «Чайки» Чехова в Александринском театре в Петербурге 17 октября 1896 г. вошла в историю как один из самых громких провалов. Причины его объяснялись современниками по-разному. Между тем многие, в том числе и сам автор, ждали неуспеха. Предчувствовала его и опытнейшая М.Г. Савина, отказавшаяся от роли Нины Заречной.

Однако аргументы о «неудачной» публике, настроившейся на комедию, смеявшейся невпопад (например, в сцене чтения треплевской пьесы, после слов «Серой пахнет. Это что, так нужно?»), сегодня не могут быть приняты всерьез. (И.И. Потапенко и В.Ф. Комиссаржевская впоследствии в письмах к Чехову стремились его уверить, что последующие спектакли имели «большой успех»).

Тем более, что едва ли не единый приговор выносила пьесе и премьерная критика. «Дикая пьеса», «не чайка, а какая-то дичь», «соколом летать ты, чайка, не берись» — эти «афоризмы» театральных рецензентов «Чайки» общеизвестны. Как показали в своих исследованиях С.Д. Балухатый (публикатор текста «Чайки» с мизансценами К.С. Станиславского), В.Н.

Прокофьев, впервые, обратившийся к режиссерскому экземпляру В. Карпова, а затем К.Л. Рудницкий и многие современные толкователи данного сюжета, конфликт автора «Чайки» с театром был неизбежен: вся режиссерская партитура Е.

Карпова подтверждает это: пьеса ставилась как мелодрама о «погубленной Чайке», в духе популярных романсов, и даже игра Комиссаржевской (о которой Чехов сказал: «…словно была в моей душе») ничего решающим образом не могла изменить. Именно «чеховское» в пьесе казалось режиссеру лишним и мелким. Отсюда характерные купюры режиссера в тексте экземпляра для Александринской сцены.

В суждениях о пьесе критика придерживалась театральных трафаретов, исходя из того, что, по выражению Немировича-Данченко, было «от знакомой сцены», — отсюда недоумение даже такого театрального аса, как А.Р. Кугель. Чехов резко изменил само представление о том, что сценично, а что нет. «Новый язык» его драматургии был недоступен театру в этой первой постановке.

Между тем среди зрителей первой премьеры «Чайки», после которой автор, по собственному признанию, «вылетел из театра, как бомба», были и такие, как А.Ф. Кони, увидевшие в пьесе «саму жизнь», «новое слово» драматического искусства. С настоятельными просьбами разрешить постановку пьесы в новом театре — Художественном — обращается к Чехову В.И. Немирович-Данченко.

Премьере пьесы в Московском Художественном театре 17 декабря 1898 г. суждено было открыть новую эру в истории театрального искусства. Именно после этого решающего события ранней истории МХТ Немирович-Данченко сказал: «Новый театр родился». К.С.

Станиславский при работе над пьесой, по собственному его признанию, еще не глубоко понимал Чехова, но творческая интуиция подсказала ему многое при создании режиссерской партитуры «Чайки». Сама работа над чеховской пьесой внесла серьезную лепту в создание метода Художественного театра. Театр осознал Чехова, по слову Мейерхольда, как свой «второй лик».

Премьерный показ был подробно описан как участниками и создателями спектакля, так и многими именитыми зрителями. «Русская мысль», где пьеса была опубликована, констатировала успех «почти небывалый». «Чайка» стала первым опытом полифонической организации всей структуры драматического действия.

Обаяние спектакля Московского Художественного театра, его неповторимая атмосфера (термин, вошедший в театральную практику XX в. благодаря «Чайке») многим обязаны и художнику В.А. Симову с его филигранной отработкой сценических деталей, привнесением на сцену «миллиона мелочей», которые, по словам Немировича-Данченко, делают жизнь «теплой».

Последний вспоминал о впечатлении, произведенном «Чайкой» на публику: «Жизнь развертывалась в такой откровенной простоте, что зрителям казалось неловко присутствовать: точно они подслушивали за дверью или подсматривали в окошко». Режиссура применила в спектакле принцип «четвертой стены», оказавший особенный эффект в сцене представления треплевской пьесы.

Не понравились Чехову долгие паузы (впоследствии их назовут «мхатовскими») и лишние звуки, «мешающие людям разговаривать», которыми обильно уснастил Станиславский партитуру спектакля с целью создания атмосферы подлинности происходящего на сцене. По воспоминаниям Мейерхольда, Чехов настаивал на том, что «сцена требует известной условности».

Но общее впечатление было хорошим. В письме к Чехову Горький приводил отзыв одного из зрителей спектакля МХТ, назвавшего «Чайку» «еретически-гениальной пьесой». Успех постановки Художественного театра имел обратное влияние на Александринский театр, где бывший актер МХТ М. Дарский возобновил «Чайку» в 1902 г.

Сценическая история «Чайки» в советский период была непростой. «На отношении к Чехову, — пишет Б. Зингерман, — особенно видно, как художественная культура, которая недавно казалась интимно-понятной, без которой не мыслилась современная жизнь, вдруг на какое-то время стала чрезвычайно далекой, чтоб не сказать чуждой». Пьеса в 1940-е гг.

ставилась редко: спектакль-концерт А.Я. Таирова (Нина Заречная — А.Г. Коонен) и постановка Ю.А. Завадского в Театре имени Моссовета с известной в прошлом киноактрисой В. Караваевой в главной роли. Даже такие спектакли, как постановка Новосибирского «Красного факела», были отмечены печатью литературоведческих клише В.В.

Ермилова, делившего героев Чехова на положительных и отрицательных.

В 1950— 1960-е гг. наблюдался мощный подъем интереса театра к Чехову. Этот натиск современной режиссуры сопровождался часто отрицанием мхатовского канона и упрощенно-социологического подхода к Чехову. Наиболее знаменит в этом смысле спектакль «Чайка», поставленный А.В.

Эфросом в театре имени Ленинского комсомола в 1966 г. Режиссер увидел в пьесе столкновение «устоявшегося» и «неустоявшегося», «острейшую конфликтность», «смертельную борьбу рутинеров, захвативших власть в искусстве», против Треплева, на защиту которого явственно вставал автор спектакля.

Постановка резко порывала с традицией лирического спектакля, отказывая многим героям Чехова в сочувствии, провозглашая «некоммуникабельность» как норму взаимоотношения людей.

Коркошко и О. Стриженов). Приниженными, опошлившимися выглядели персонажи «Чайки» О. Ефремова, поставленной в «Современнике» в 1970 г. В 1980—1990 гг. наметился переход к объемной полифонической трактовке пьесы (таковой стала «Чайка» О. Ефремова во МХАТ в 1980 г.

), где режиссер фактически обратился к ранней редакции пьесы.

«Чайка» стала основой балета на музыку Р.К. Щедрина, поставленного на сцене Большого театра с М.М. Плисецкой в главной партии (1980 г.). Пьеса несколько раз экранизировалась (например, отечественный фильм Ю. Карасика 1970 г. и зарубежная киноверсия пьесы С. Люмета 1968 г.).

В зарубежном театре «Чайка» стала известна еще при жизни Чехова (в частности, благодаря переводам Р.М. Рильке). Ее сценическая жизнь в Англии и Франции началась с 1910-х гг. (Самая первая постановка чеховской «Чайки» на английском языке, по свидетельству П. Майлса, относится к 1909 г. — это был спектакль репертуарного театра Глазго.

) Первым переводчиком пьес Чехова на английский язык был Джордж Колдерон. В 1936 г. «Чайку» ставил в Лондоне известный русский режиссер Ф.Ф. Комиссаржевский. В роли Нины выступила Пегги Эшкрофт, в роли Тригорина — Джон Гилгуд. На Западе в послевоенный период Чехова признают самым популярным русским драматургом. «Чайка» становится зеркалом, отражающим театральное время.

Спектакль Тони Ричардсона с Ниной — Ванессой Редгрейв вносил в английскую чеховиану резкие, диссонансные ноты. Во Франции «Чайку» открыл для театра выходец из России Ж. Питоев, показавший пьесу парижской публике в 1921 г. (до того режиссер работал со своей труппой в Швейцарии и неоднократно обращался к драматургии Чехова, сам занимался его переводами).

Режиссер стремился сосредоточиться на внутренней жизни персонажей. Как и в 1922 г., так и в новой редакции 1939 г. роль Нины исполняла Людмила Питоева. Впоследствии во Франции к пьесе обращались Саша Питоев, Андре Барсак, Антуан Витез. В 1980 г.

на сцене «Комеди Франсэз» «Чайку» поставил чешский режиссер Отомар Крейча — в этом спектакле на первом плане была метафорически интерпретированная тема свободы творчества. В 1961 г. в Стокгольмском театре «Чайку» ставил известный кинорежиссер Ингмар Бергман.

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. – М.: ВАГРИУС, 1998

Источник: https://classlit.ru/publ/literatura_19_veka/chekhov_a_p/istorija_sozdanija_i_postanovki_pesy_chajka_chekhova/79-1-0-1505